или Сказка о юной колдунье по имени Носферату, о ее отце (волшебнике с железной рукой) и о Черном Принце с далекой звезды
1
Я — месяц, тонкий-тонкий месяц.
Мой голос звонок и упруг.
Я чист и прост, и юн, и весел.
Давай знакомиться, мой друг!
Я — острый серп в ладонях ночи,
Улыбка в черных небесах.
Я — сказочник, и очень-очень
Хочу зажечь в твоих глазах
Шальную искру нетерпенья,
Что гонит злую скуку прочь.
И в этот час отдохновенья
Я сказку про отца и дочь
Тебе поведаю, мечтатель,
Любитель вздохов и объятий
В душистой, темной тишине.
Начну, прислушайся ко мне…
2
Как в бескрайнем лесу дремучем
Дом стоит на пороге ночки,
Дом стоит на пороге ночки,
В доме том лишь отец да дочка.
Но отец-то — колдун проклятый,
Старикашка подлый и злой.
Хромоногий, лысый, горбатый.
С безобразной железной рукой.
А в руке той такая сила,
Что любого (а сколько их было!),
Кто дерзнет нарушить владенья,
Ожидает забвенье.
Но и дочка — колдунья немножко:
Ворожит по ночам у окошка,
Да бросает письма на ветер
(но, увы, никто не ответил).
Лет тринадцать исчезло куда–то,
Как девчушка алым птенцом
Появилась на свет.
Носферату
Нарекли ее мать с отцом.
Что за странное, редкое имя!
Как с таким под фату и венец?
Не Кристина, не крошка Мальвина…
Носферату — покойник, мертвец.
Мать девчушки исчезла недавно.
Как? Куда? Почему? Не ясно.
Все леса обошла и поляны
Носферату, да только напрасно.
Впрочем, сказка моя не про это,
Хоть про это, конечно, тоже.
Расскажу про любовь колдовскую,
Как огонь лижет белую кожу…
3
Вот узкая тропинка —
Струится меж деревьев,
Между дубов высоких
И траурных осин,
И елей остроглавых,
Между берез усталых,
И тополей печальных,
И трепетных бузин.
Тропа течет рекою,
Волнистой лентой серой,
Как песня на гулянье
Течет между гостей,
Виляет влево–вправо,
Ползет в крутую горку…
Вдруг рухнула с обрыва —
Не соберешь костей.
По этой-то тропинке,
По этой-то дорожке,
По этой стежке-тропке
Колдунья шла домой.
Беззвучная, как кошка,
И легкая, как мошка,
Как бабочка ночная.
Туманы над рекой…
— Скажите мне, звери!
Скажите мне, птицы!
Как к милому другу
Дорогу найти?
Подружки–лисицы,
Сестрицы–синицы,
За знаком каким
Должна я идти?
Спросила у грязи,
Спросила у пыли,
У скользкого камня
В холодной воде,
У злюки–крапивы,
У дикой малины,
У грибов, у цветов,
У голодных волков,
У сонных мокриц,
У проворных улиток,
У листьев подгнивших,
У обжор-слизняков,
У семян не проросших,
У тропинок намокших,
У травинок засохших,
И у злых муравьев,
У тех мотыльков,
Что падки на свет,
Но только однажды
Слыхала ответ —
Отвечал ей тополь сонный
На краю лесных болот:
— Дожидайся друга дома.
В доме он тебя найдет!
4
Давай же в этот час полночный
Заглянем, друг, в колдунский дом!
Мы будем осторожны очень…
О, что мы видим в доме том?
Очаровательную ведьму
В коротком платье у окна;
У ног ее — тринадцать перьев;
Волос блестящая волна;
Танцуют звездочки над крышей;
Она бормочет, глядя вдаль,
Заклятье тайное чуть слышно:
«Сожми кулак и в дверь ударь!»
Сказав заветное словечко,
Пером и тушью на стене
Она рисует человечка
Верхом на странном скакуне.
У скакуна, как крылья птицы,
Трепещет грива на ветру,
А на груди его тряпица
Скрывает страшную дыру.
И вьется плеть змеею черной,
И жалит круп того коня…
Она садится в угол темный,
Перо ногтями теребя.
И до крови кусает губы,
Чтоб легче стал нелегкий путь
Того, кто на коне без сердца
Ударит в дверь когда-нибудь.
5
Носферату мечтала о принце,
Принце черном, как небо ночное;
Чтоб глаза серебром отливали;
С кровью синей, как в полдень море;
Чтоб сверкающий в ухе скелетик
Танцевал бы от каждого шага
На закате ли, на рассвете;
Чтоб корона, и шпоры, и шпага;
Чтобы конь его, легкий как птица,
Рыл бы землю железным копытом;
(за оврагами, слышишь, волчица…
звезды в небе как желтое сито…)
Чтобы волосы как травинки
Шелестели в морозах трескучих;
А ресницы — как будто снежинки
Из холодной декабрьской тучи;
Чтобы прыгнул в окошко, как кошка,
Но под пенье певцов пернатых
Целовал бы ладошку немножко:
— Я нашел тебя, Носферату!
6
То ль неверным было заклятье,
То ль неправильный выбран час,
Но по шву разъехалось платье
И огонь в камине погас;
И умолкла на ветке птица;
В облаках ветерок застыл;
За оврагом завыла волчица;
И кто-то еще завыл;
И звезда покосилась на небе;
И цветок на окошке поник;
И в душе у девчушки–ведьмы
Стало как–то тревожно.
И в миг
Зарыдал соленою кровью
Уж давно заживший порез
На девичьей хрупкой ладони;
И как будто ссутулился лес;
И с пронзительным скрипом где–то
Деревцо надломилось одно…
С тихой грустью до розы рассвета
Носферату глядела в окно.
Прислонившись немного устало,
Изумрудным тоскующим оком
Наблюдала, как мимо ставней,
Мимо настежь распахнутых стекол
Пролетают опавшие листья,
Перья птиц, а еще паутинки…
Все мечтала, как быстро–быстро
Черный Принц, голубая кровинка,
На железном своем звездолете
(вместо сердца — огненный кратер)
Все летит, из безумия соткан,
К ненаглядной своей Носферату.
7
– Мне звезды прошептали по секрету,
Что ты уже спешишь ко мне.
Летишь, как птица, как стела, как ветер,
На бесподобном легком скакуне.
Ты шепчешь, шепчешь, шепчешь только имя,
Лишь имя нежное возлюбленной своей.
Ты плеткой бьешь коня, срывая кожу,
Срывая голос посреди степей.
«О, где ты, Носферату?» — точно грозы,
Грохочет по округам зычный клик.
Роняют листья липы и березы,
А возле дома — замертво старик.
Не выдержало дряхлое сердечко
Такого крика (сено и пожар) —
Сгорело, вспыхнуло как спичка.
— Что с ним?
— Да вот, хватил удар.
Забыв про сон, не зная отдыха, покоя,
Ты все торопишься на встречу под звездой
С твоей невестой, девочкой из леса,
С колдуньей и волшебницей. Со мной.
8
В темной зале возле камина,
Все касаясь горячих камней,
В балахоне поношенном длинном,
Греет косточки чародей.
Чуть шевелятся тонкие губы.
На щеках не щетина — трава.
Обнажая улыбками зубы,
Тишину нарушают слова.
— Позапрошлой безлунной ночью
С острым ножиком, со свечою,
Разрывая сомнения в клочья,
Я прокрался в твои покои…
На устах твоих полуулыбка…
Что за сон под сеткой ресницы?
Моя куколка… моя рыбка…
Снова мальчик в короне снится?
Наклонился, коснулся кожи
На щеке горячей и гладкой…
На мальчишку-воришку похожий,
Поцелуй похитил украдкой…
Желтый отблеск на ртути металла
В полумгле сокровенной душистой…
Ветра вздох немного усталый…
Взмах ножа, аккуратный и быстрый…
И сжимая добычу в ладони,
Поскорее к себе в покои
Поспешил… Как птица в агонии
Трепыхалось сердце больное…
Повернулись ключи в замочках…
Уложил трофей на платочек,
А платочек — на синее блюдце…
(надо мной даже звезды смеются!)
И вдохнул… и тут же заплакал…
А всего-то, всего-то локон!
Провалился в твой запах…
Из каких заклятий он соткан?
Будто волки, осенние ветры
Громко выли, вгрызались в кости.
Встрепенулся снегирь рассвета…
Под ребром — паутина злости:
Я!
ДУРАЧИЛ!
СЕБЯ!
СЛИШКОМ ДОЛГО!
Ложь и правда в узлы тугие…
Узы кровные… чувство долга…
Я дурачил себя слишком долго…
Завтра ночью последнюю точку
В этой повести не завершенной
Я поставлю. Ты слышишь, дочка!
Завтра ночью… последнюю точку…
9
– Испытание мое
Начинается.
Иней белою парчой
Стелется.
В небе синяя луна.
Красавица.
Будто нищенка согнулась,
Деревцо.
Убегают за холмы
Поездом,
Улетают за леса
Стрелами,
Уползают за болота
Полозом
Мои мысли о тебе
Смелые…
Прилетай голодным шершнем,
Оводом,
Ночью черною, больной,
Рваною!
Будто скрут, меня скрути —
Ободом!
Насладись моей алою
Раною!
Погрузи меня во тьму
Беспросветную,
Как в бурлящий кипяток
Кусочек сахару,
Чтоб растаяла как снег
Бесследно я,
Расплескалась на ветру
Вчерашним запахом.
Разбежалась по воде
Волнами.
Серой стайкою. Мальками.
Карпами.
Мотыльками-однодневками.
В стороны.
На частицы. На молекулы.
На атомы…
За окошком огонек —
Звездочка.
Будто ягодка черешни,
Зрела я.
Пальцы теплые в паху
Горсточкой.
Снова мысли о тебе
Смелые…
10
Березы и липы разделись —
Готовятся к сновиденьям.
Цветы лепестки уронили.
Печаль. Тишина. Забвенье.
А осени вздохи на землю —
Как будто гнилые листья.
И тьма крадется беззвучно
Пушистой голодной рысью.
Но где ей найти добычу?
Где плоти горячей отведать?
И где устроить засаду?
Какому довериться следу?
У камня ли на распутье?
Над страшной речною кручей?
А может, у Старого пруда?
Нет! есть местечко получше…
11
– Носферату, дочурка родная! —
Говорил старикашка дочке,
На колени дитя сажая,
Задирая повыше сорочку.
И железной рукою своею
Нежно–нежно, совсем не грубо,
Гладил спинку и тонкую шею,
К щечке дочки протягивал губы.
Но девчушка, смекнув о чем–то,
Скок на землю и спряталась где-то.
Не нашел ее милый родитель,
Хоть кричал и рычал до рассвета.
— Эй вы, пни и кривые коряги,
Не видали моей Носферату? —
Надрывался горбатый бедняга,
Ковыляя–хромая куда–то.
А девчушка сидела в осоках,
Средь стеблей, как линеечка, ровных.
Огоньки светляков беззаботных
Отражались в глазах ее сонных.
В тех глазах, что глядели с укором
На ореха кусты, на березы,
Устремляя туманные взоры
На далекие белые звезды…
12
– Вот бы повстречать лошадку,
Скакуна с серебряным седлом,
Темного коня лихого,
Иноходца с золотым зрачком.
Чтобы подхватил меня, как ветер
Легкую пушинку под луной,
Чтоб унес за Чертов лес, за горы,
За моря — в далекий край чужой;
В замок с крышей острой, точно шило;
С подземельем, где в цепях скелет;
С дивными цветами на окошках;
Где отца в помине нет, как нет;
В замок, где на троне из железа,
Споря с бледною обманщицей-луной,
В окружении шутов горбатых
Черный принц сияет молодой…
––––––––––––––––––––––––
Два дня и две ночи в осоках
Дрожала колдунья моя.
Промокла. До нитки промокла.
Но вот голосок соловья,
Веселой пичуги крылатой
Послышался над водой:
«Отец твой уехал куда–то,
Спеши, Носферату, домой!»
13
Вся съежилась, засыпая,
Улитка у мертвых корней.
Не слышно ни воронов грая,
Ни воя голодных зверей,
Ни щебета птиц утомленных,
Ни капель паденья с куста,
Ни шелеста трав изумленных,
Ни вздохов гнилого листа,
Ни дятла прерывистой дроби,
Ни всплеска холодной воды,
Ни спора крапив у дороги,
Ни смеха зеленой звезды…
Как мед, затопила округу
Супруга полночного сна,
Мертвецкого солнца подруга,
Сестрица могил, тишина.
Ни звука над Чертовым лесом —
Стоит, старикашка седой.
Колдунья моя, Носферату
Ночною тропою домой
Скользила беззвучной тенью.
Стройна как цветок кувшинки.
Но где же следы? Их нету!
Как будто колдунья — пушинка,
Легка и несома ветром,
Владыкой опавших листьев.
Доверилась струям стеклянным,
Как тушь доверяет кисти.
Скорее! Скорее! Скорее!
Вильнула тропинка криво.
Крылечко в конце аллеи.
Дрова. Береста. Огниво.
И тут же гостиная зала
Заполнилась запахом дыма.
Зевнула. Сквозь сон сказала:
— Ах как хорошо у камина…
14
– Я приснюсь тебе мертвой бабочкой,
Сгнившим яблочком, пыльным платьицем,
Почерневшей от времени звездочкой,
Что от старости с неба скатится.
Ты глаза распахнешь полусонные,
Повторишь этот сон — чтоб запомнился,
И уснешь, и глубокими стонами
Замок твой этой ночью заполнится.
И жемчужные пота капельки
На подушку с виска–то горячего,
Как из рук младенца незрячего
Погремушечка на пол падает.
А твои горбуны да карлики
До утра станут сказки рассказывать
И кривых уродливых женушек
В простынях душить да наказывать…
Спят на ветках пичуги старые.
Тишина: ни криков, ни пения.
Пожалей свое сердце усталое —
Спи, мой Принц, укройся забвением.
Я ж приснюсь тебе мертвой бабочкой,
Сгнившим яблочком, пыльным платьицем,
Почерневшей от времени звездочкой,
Что от старости с неба скатится…
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
15
Где-то там, на звездном небе,
На Серебряной планете
(что за странное названье!) —
Замок Вечного Молчанья.
В Замке Вечного Молчанья
Суета, переполох:
— Свадьба! Свадьба! Нынче свадьба!
Принц поженится, даст бог!
Паж и фрейлина украдкой,
Потихонечку в чулан.
Страшно-страшно! Сладко-сладко!
Он рукою гибкий стан
От одежд освобождает,
Что-то в ушко говорит,
Грудки нежные лобзает,
Между бедер теребит,
И немыслимую тайну,
Рану алую пронзив,
Паж девице открывает…
Звездопад! Лавина! Взрыв!
16
В Замке Вечного Молчанья
Суета, переполох:
— Свадьба! Свадьба! Нынче свадьба!
Только дурень–скоморох,
Старый клоун, шут горбатый
Полон грусти и тоски.
Вечно прячется куда–то…
(поседевшие виски,
пальцы тонкие, кривые,
два зрачка в одном глазу,
зубы редкие, больные,
бородавка на носу)
Потихонечку в сторонке
Ходит задом наперед,
Голоском гнусавым тонким
Песню странную поет:
— Бьется бабочка в окошко.
В темноте не видно лиц.
Потерпи немножко, крошка:
Где принцесса, там и принц…
17
В Замке Вечного Молчанья
Суета, переполох:
— Свадьба! Свадьба! Нынче свадьба!
Принц поженится, даст бог!
Гостей все больше — прибывают
(прилив осеннею порой).
Никто из них еще не знает,
Какой нелепой стороной
Весь этот праздник обернется,
Какое диво впереди.
Народ толкается, смеется
И предвкушение в груди
Баюкает, как мать ребенка
Ночной порою при свечах.
Друг друга под руку, в сторонку:
— Не может быть!
— Да бросьте!
— Ах!
И сплетня темною волною
Кипучей, яростной, седою
Бежит по замку там и тут.
Печален только старый шут.
Не корчит рожи, не гогочет,
Не машет призрачным мечом,
Не прыгает и не резвится;
О стену кривеньким плечом
Облокотился и застыл
(из воска странный истукан);
Глаза печальные прикрыл;
Веселых колкостей фонтан
Как будто бы иссяк навеки;
На грудь упала голова,
Как падают на землю ветки;
И снова странные слова:
— А вашу дивную планету
Он уничтожит, как вампир
Уничтожает жертву где-то.
Подумать только — целый мир
В обмен на мертвую невесту!
Что за немыслимая боль
У этого мальчишки в сердце?
И правда — проклятый король…
18
В Замке Вечного Молчанья
Суета, переполох:
— Свадьба! Свадьба! Нынче свадьба!
Рыболов, скорей улов
В кухню жаркую на уголь!
Нынче праздник! Нынче пир!
Час двенадцатый на убыль,
Час торжественный пробил.
Обычай свадьбы непривычен:
За веком век, за разом раз
Невеста алою накидкой
От жениховых скрыта глаз,
В толпе глубокой, на коленях,
Как виноватое дитя,
Послушная завету древних,
На ложе брачное хотя,
Должна скрываться, чуть живая,
Дыханье затаив в груди,
Намеку каждому внимая
Того, кто будет позади42
На полшага, в накидке синей,
Кто потихонечку, не сильно,
Но вовремя в плечо толкнет:
— Готовься, милая — идет!
Сквозь толпу гостей бывалых
Должен принц, покинув трон,
Подойти к накидке алой
И, отдернув полотно,
(задрожит, в глазах испуг,
напряженная спина,
четки выпадут из рук)
Громко крикнуть: вот она!
19
Нетерпением томимы
Приглашенные стоят,
Факелов цветущих мимо
К трону устремляя взгляд.
Поднял руку сам король:
— Хочешь пожениться коль,
Должен следовать процессу —
Отыщи свою принцессу!
В тот же миг, в одно мгновенье,
Как холодная волна,
Затопила помещенье
Гробовая тишина.
И ни шороха, ни вздоха,
Ни словечка на устах,
Ни ответа, ни вопроса —
Ожидание в глазах.
Вдруг над замершей толпою,
Просочившись сквозь запоры,
Сквозь посты, заставы сквозь,
Появился новый гость.
То ли снится, то ли мнится,
То ли, правда, что-то есть —
Нечто пестрое (не птица),
Неизбежное, как весть,
Невесомое, как листик,
И заметное едва,
К месту тронному стремится…
(повернулась голова)
Там в короне из железа,
В черном фраке, с тонким жезлом,
Как скала над морем лиц,
Возвышается мой Принц.
Принц вытягивает руку…
Не взирая на гостей,
Тут же смелая летунья
Принцу на руку скорей.
Тонкий палец безымянный
Оседлала, чуть дрожит.
Принц, не смея шелохнуться,
Все на бабочку глядит.
На крыла изящный контур,
На немыслимый узор,
На туманный глаз тягучий,
На холодный этот взор.
Замер, замер Принц прекрасный.
Неподвижное плечо.
[Ах, как сердце бьется страстно!
То–то будет горячо!]
Взгляд прикован, будто цепью,
Оторваться нету сил.
Миг — как целое столетье.
Принц рукой пошевелил…
Тут же легким поцелуем
(что за сказка! что за стих!)
Озорница и шалунья
Взмыла ввысь, а мой жених
До предела неприлично,
Громко-громко, зычно-зычно,
В тот же миг, покинув место,
Крикнул:
— Вот моя невеста!
И за бабочкой со смехом,
Отраженным звонким эхом,
Позабыв предупрежденья,
Безразличный к осужденью,
Сквозь толпу гостей высоких,
Пораженную ответом,
Мимо фрейлин златооких,
Мимо мудрецов совета,
Лунным зайчиком, вприпрыжку,
Мотыльком, беспечным ветром,
Как ребенок, как мальчишка,
Принц мой, Ка–Ин, скрылся где-то.
Гости в ужасе:
— Скандал!
— Что за странный, дикий номер!
— Принц невесту не признал!
А король-то взял да помер.
Тихо так, без суеты.
Только сморщился чуть-чуть
(прошлогодние цветы)
И во тьму — в последний путь.
Старикашки–мудрецы
В тесный круг — держать совет:
— Безобразия такого
в хрониках в помине нет!
— Юный Ка–Ин не чудак,
но — безумец!
— Это так!
— В данном случае закон
Как дитя — бессилен он!
Только королева-мать
Нерушима, как гранит,
Неподвижна, как скала —
Все молчание хранит.
Ни истерик, ни слезинки;
Безразличное лицо;
Нет ни складки, ни морщинки.
Только царское кольцо
Левой теребит рукою;
Поломался ноготок;
Да еще одно: тоскою
Затуманился зрачок.
20
Замке Вечного Молчанья
Черный траур и покой.
Льется шепот темной лавой:
— Умер, умер наш король.
— Королева заболела.
— Ка-Ин тронулся умом.
Только старый шут горбатый
Машет призрачным мечом.
— Раз, два, три, — поет он песню.
Покатилась голова.
Утопилася невеста.
Юный принц сошел с ума.
А король-то взял да помер.
Громче в дудочку дуди!
Это присказка, не сказка.
Сказка будет впереди.
21
С той свадьбы, с той злосчастной свадьбы,
Не мало весен утекло.
Среди высоких стен укрылся
Мой принц. За пыльное стекло.
В старинной башне позабытой.
Отшельником. На сто замков.
Давно не чесаный, не бритый.
Как пленник, только без оков.
22
Безлюдно стало на балконах.
Бледнеет в небесах луна.
Уснули птицы в темных кронах.
Уснула целая страна.
— И тьма героя поглотила…
И выбраться — уже никак, —
Облокотившись на перила,
Бубнил под нос горбун-дурак.
— Мой странный принц,
тебе уж двадцать.
Ты не участвовал в войне.
И вместе с братом упражняться
Не стал — с мечами на спине
По лестницам крутым не бегал.
Лишь ночью в темный океан
Один на крохотной лодчонке
Порою тайно уплывал.
Там на мерцающие звезды
Один, как пес в глуши ночной,
Ты все глядел, роняя слезы,
И думал, думал лишь о той,
О той, что там, во тьме высокой
На голубой звезде далекой
Привыкла ветры заклинать
И на закате колдовать.
Ее глаза — каштаны мая;
Ее улыбка — лунный луч,
Мерцает, сумрак рассекая,
В лесах среди обрывов-круч;
Своим дыханьем земляничным
Согреет бабочку в руке;
Лепешкой сдобною лакричной
Покормит уток на реке;
Верхом проедет на олене
И в догонялочки с лисой;
А опустившись на колени,
Напьется утренней росой;
Ненастной ветреною ночью,
Забравшись на высокий холм,
Подбросит ввысь бумаги клочья —
В них сообщается о том,
Что лишь того она полюбит,
Кто Черным называться будет,
Кто в свете сумрачном свечей
Один секрет откроет ей.
Секрет такой бесчеловечный,
Что тут же кругом голова,
И тут же все, что было Вечным,
Сгорит в огне как трын-трава.
И для того, чтоб эта встреча
Произошла, теряя кровь,
Скрепя сердца, ссутулив плечи,
Готов ты снова, вновь и вновь
Терять все то, что сердцу близко.
Чтобы однажды эту киску
С хмельною ласковой улыбкой,
В объятьях сжать во мраке зыбком.
Погубишь матушку родную.
И муку страшную любую
Ты выдержишь, смеясь, шутя.
Все это предрекаю я.
23
Вот Принц. Все в той же старой башне.
За годом год, за разом раз
В халате ветхом нараспашку,
Серебряный прищурив глаз,
Как рыболов из темной бездны
Ершей и яростных угрей,
Улов заветный извлекает
Из крепкой памяти своей:
Едва заметное касанье;
Изящный контур и узор;
Легка, прозрачна, как дыханье,
Как лунный луч, как птичий взор;
А на крыле лицо девичье,
Копна волос, зеленый глаз —
Ведь кто–то иногда в обличье
Чужом разыскивает нас.
24
Между мной и тобой — бесконечность.
Бездна времени. Тьма расстояний.
Мы — два солнца из разных созвездий,
Две звезды из дальних галактик.
Если б мог я однажды ночью
Вызвать огненный ветер ужасный!
Чтобы сжег он и кожу, и мясо;
Чтобы плоть превратилась в пепел;
Чтобы с тихим и ровным шуршаньем,
Будто листья с ветвей осенних
Неуютной ветреной ночью,
Черной пылью с костей облетела;
Чтобы пыль эта темною птицей
Взмыла в воздух прозрачный полночный;
Чтоб летела быстрее мысли
Выше туч, выше гор, выше неба,
Сквозь печальный космический сумрак,
Мимо дыр прожорливых черных
Много месяцев, год за годом —
На планету твою, колдунья;
Чтоб летела над морем, над лесом,
Над заснеженной белою степью,
Над озерами, над болотом,
К твоему жилищу родному.
И упасть к ногам твоим нежным
На холодную влажную землю;
Мертвым порохом лечь пред тобою,
Стать дорогой твоей и тропою;
Прикоснуться к твоим подошвам;
Зацепиться жалкой пылинкой;
Чтоб ходила по мне, чтоб топтала,
Танцевала колдунские танцы;
Чтобы утром, устав, обессилев,
Ты во сне фантастическом странном
Улетела бы к той планете,
Где остался скелет мой белый.
Ты б веночком украсила череп;
А, стянув с мизинца колечко,
Мне б на палец его надела,
Обручившись со мною навечно;
Прикорнула б к моим коленям;
Улыбнулась счастливой улыбкой;
И забылась глубокими снами.
Сон во сне — возможно ли это?
А проснувшись в своей постели,
Услыхала бы голос отцовский:
— Где кольцо твое, милая дочка?
— Потеряла, — ответишь смущенно.
25
Летело время белым ветром,
Веселым поездом шальным
И тут же исчезало где–то,
Как исчезает где–то дым.
Тринадцать весен королева
Носила в узелке обед.
Подолгу у дверей сидела.
Тринадцать зим. Тринадцать лет.
Глядела вдаль, чуть–чуть вздыхала,
К щеке портретик прижимала,
И разберешь едва–едва
Шептала странные слова:
— Ушел ты с блеском, страшным блеском,
Как могут только короли:
Супруг мой в склепе, а невеста...
Невесту так и не нашли.
Одну лишь туфельку на шпильке
Вернула щедрая волна.
Нет ни надгробья, ни могилки —
На дне холодном спит она.
Все кормит раков и рыбешек
Своею плотью (замкнут круг),
Как кормят птичек или кошек,
Как брата — брат, а друга — друг.
Одни лишь мраморные кости
Мерцать останутся на дне,
Как по ночам мерцают звезды
В пустынной неба тишине.
А мать с отцом невесты скоро
(я не сумела им помочь)
Не в силах жить с таким позором,
Отравы съели. В ту же ночь.
Родимый брат тебе готовит
Подарок страшный, подлый, злой:
На первом промахе подловит
И сердце длинною иглой
Пронзит насквозь и разукрасит
Горячей кровью царский трон —
Он оскорблений не прощает,
Обид не забывает он.
26
Но как-то раз грозою страшной
Тайком явился к старой башне,
Проказник, выдумщик и плут,
Старик-горбун, придворный шут.
— Как хорошо, что ты явился, —
Печально Ка-Ин говорит.
И шут улыбкою скривился.
Зрачок во тьме огнем горит:
— К тебе пришел я не случайно.
Тебе сейчас святую тайну
Я расскажу. Запоминай:
Есть за лесами горный край…
27
Где-то там, на звездном небе
На Серебряной планете
В Замке Вечного Молчанья
Черный Принц живет печальный.
Впрочем, не живет — томится,
Как томятся эти звезды —
Не приснится даже птицам,
Дремлющим в уютных гнездах.
В уголке доспех пылится —
Весь покрылся паутиной,
Тусклой серой паутиной.
На стене висит картина:
То ль рассветы, то ль закаты —
В окна алым светом льет.
В простынях кровавых мятых
Мать младенцу жизнь дает.
На второй картине к маме
Девочка ручонки тянет:
«Мама, мама, помоги!»
Браво! Первые шаги!
Есть еще одна — в углу:
В лунном свете, в полутьме
Девочка пером вороньим
Что-то чертит на стене.
А четвертая девчонка
Меж деревьев вновь и вновь
Круг за кругом нарезает;
Чуть приподнятая бровь;
Босиком, в коротком платье;
По колено в снег, в мороз;
Из–под платья вылетают
Лепестки от красных роз.
А на пятой-то картинке
На извилистой тропинке
Девочка (в глазах вопрос)
Что-то ищет меж берез.
Вот шестая: здесь девчушка
В белой простенькой ночнушке
Вдоль забора, мимо грядки
Убегает без оглядки.
Вот седьмая: вкруг себя
Разложив бумажек рой,
На клочках посланья пишет
Забинтованной рукой.
Вот восьмая: на крылечке
Дева теребит колечко;
К дому едет странный гость;
На воротах — череп-кость.
Вот девятая картина
В рамке простенькой и гладкой:
Здесь колечко под периной
Прячет девочка украдкой.
На десятом полотне
(не бывает хуже дел)
Кто–то смутный, непонятный
Что–то мерзкое посмел —
На девчушку прыгнул рысью,
Ей ладонью рот прикрыл
И к постели детской, низкой
Весом тела придавил.
На одиннадцатой — вечер,
Темнота, горит свеча.
Девочка, раскинув плечи,
Словно птица, сгоряча,
Со стола да в темный воздух...
Замирает... Полпути...
Еще миг и грудью об пол —
Не помочь и не спасти.
Что за странные картинки?
Сувенир? Наследство? Приз?
Тонкой-тонкой паутинкой
Их рисует Черный Принц.
Плавко, бережно, с любовью
(слабый отблеск на ключе)
Пылью, плесенью и кровью.
В старой башне при свече.
Ночь за ночью, ночь за ночью,
Много весен, много лет
Принц, мечтою одержимый,
Душу вкладывал в портрет.
Сох, бедняжка, истощался.
Убивался ночь и день.
Незаметно превращался
В привиденье, в полутень…
28
Бесконечна только вечность.
Холст последний завершен.
Совершенство! Безупречность!
Принц подавлен, оглушен.
На тринадцатой картине
Гроб стоит в чащобе леса.
В том гробу под черным крепом —
Бездыханная принцесса.
Принц к окошку, словно кошка —
Подставляет щеки ветру.
Успокоившись немножко,
Возвращается к мольберту.
Чуть касается портрета
И вздыхает виновато.
(занзивер рыдает где-то)
— Я люблю вас, Носферату...
29
Лет тринадцать упорхнуло,
Зим тринадцать уползло.
Снова осенью дохнуло.
Запыленное стекло
Принц разбил со звоном сладким.
Свежий ветер на лицо.
Потихонечку, украдкой
Той же ночью на крыльцо.
Скрипнув дверью; тихой тенью;
С черной лентой в волосах;
С мелкой дрожью нетерпенья;
С жаждой подвига в глазах;
Позабыв про непогоду,
Насыщая вновь и вновь
Легким воздухом свободы
Кости, кожу, сердце, кровь;
Без державы, без короны,
Только с посохом крученым;
Ликом — грязный, закопченный;
Видом — горд, осанкой — ровный;
В черной шляпе, в черной маске,
Как герой известной сказки;
(неожиданный конец)
Быстрым шагом во дворец...
30
Во дворце дела не плохи:
В сундуках отъелась моль,
Всюду гости, сплетни, вздохи —
Развлекается король.
Принца брат единокровный —
Властелин и царь законный.
Беспощадный, злой Ка–Он
Занимает нынче трон.
Трон сверкающий, железный.
Рядом с троном — шутки бог,
Старый клоун, шут облезлый,
Тэнэбранум, скоморох.
Мимо шлема и кокарды,
Мимо острой алебарды,
Мимо изумленных лиц
Продвигается мой Принц.
Вестибюли, коридоры…
Чистотой сверкает пол…
Гобелены, ширмы, шторы…
От еды ломится стол.
На столе стаканы, кости…
(блудный сын пришел домой)
За столом хмельные гости.
— Поглядите–ка, живой! —
Слышит Ка–Ин восклицанье.
Затаив в груди дыханье,
Как невеста к алтарю,
Он торопится к царю.
Императору поклон
Поскорее хочет он.
Улыбается король.
Теплотой сочится взгляд.
Тянет Принцу хлеб да соль —
Сделал вид, что брату рад.
Сделал вид, что брату рад:
— Братец! Ка–Ин! Я так ждал!
(грандиозный маскарад!)
Тут же праздник, тут же бал,
Тут же пьянка, поздравленья,
Тосты и увеселенья…
31
Через день за братом следом
На интимную беседу.
Невзирая на похмелье,
Ровно в полночь — в подземелье.
По крутым ступенькам длинным.
Алый факел на стене.
Принц, дрожа как лист осины,
Повторяет, как во сне,
Про себя, украдкой, скрытно,
Многократно, многократно,
Как заклятье, как молитву:
«Носферату… Носферату…»
В подземелье темнота,
Синий иней, холода,
Под ногами плесень, слизь…
Но они все глубже, вниз —
Для беседы тайной, важной.
У царя в кармане влажном
(что за страшная игра!)
С рукояткою игла…
32
Позволь же сделать остановку,
Мой друг, и дух перевести.
Нужна немалая сноровка —
Остановить на полпути
Десницу с длинною иглою,
Что норовит скорее в грудь;
И на краю могилы стоя,
Былую выдержку вернуть.
Мой Принц в потемках слово просит
(расчет? или волшебный дар?)
И сам, играючи, наносит
Опережающий удар.
33
– Ты помнишь ли, о брат, легенду
Про колдуна, что с дальних звезд
К нам прилетел? Как неизменно
Ночами доводил до слез
Нас Тэнэбранум, шут придворный?
А помнишь ли, как было больно
Узнать, что с горечью в крови
Из–за отвергнутой любви
Колдун замерз в горах высоких?
Печальный, тихий, одинокий,
Он растворился без следа
От безутешности во льдах.
Послушай, брат, что было дальше,
О чем недавно я узнал…
(продолжил младший брат, а старший
покрепче рукоятку сжал)
Века летели и метелей
Серебряные лепестки
Порой цвели на дне ущелий
И умирали от тоски.
Но как–то раз охотник смелый
Немного заплутал в горах;
Убив козу, жаркое сделал;
Поев, забылся в томных снах.
И странный сон ему приснился,
На шкуре теплой спал пока:
Как будто под его подстилкой,
Во льдах — железная рука.
С лучами ж первыми рассвета
Кинжалом лед разбередил
И руку страшного скелета
У вековых отнял могил.
Руки железное соцветье
В пещере потайной одной
Он схоронил.
Через столетье
Огромной глыбою резной
Ее закрыл, туда вернувшись.
Находки бережно коснувшись,
Он поспешил скорее прочь,
Как от огня.
И в снег, и в ночь…
Охотник тот прожил три века.
Подумай, милый брат Ка–Он:
Любил девиц три долгих века
И пил вино три века он!
Ты видишь сам, какая сила
Волшебная в железе том:
Недуг, бессилье и могила
Тому не страшны, кто перстом,
Одним перстом его коснулся!
Я промолчу, о том, кто смел,
(мой Принц тихонько улыбнулся)
И всей рукою завладел.
Теперь узнай, в какую тайну
Проник недавно я случайно:
В далеких Сумрачных Горах,
В тысячелетних синих льдах,
В ущелье, снегом занесенном,
В одной скале, в пещере темной
За глыбой мраморной резной -
Сундук с железною рукой.
Я знаю верную дорогу
По перевалу, по сугробу.
Коль друг за другом мы пойдем,
Пещеру тайную найдем.
И ты поможешь этот камень
Столкнуть могучими руками,
Ведь так велик булыжник тот —
Лишь двое справятся…
— Вперед!
Вперед, Ка–Ин, мой брат хороший! —
Кричит безжалостный Ка-Он,
Смеется, хлопает в ладоши
И тут же прочь, и тут же вон;
И тут же к верному коню;
На руку щит, на грудь броню;
Закован сталью статный стан;
Меч — в ножны, а стрела — в колчан.
— Свечу!
— Свечу? Зачем нам свечи?
— Пещеру чтобы свет залил!
— Куда плащи?
— Плащи на плечи!
— Неси скорее хлеб и сыр!7
Всего на сборы три часа.
Дрожит ладонь. Горят глаза.
— Где мой кинжал?
— Вот там, левей!
— Вино?
— Давай! С ним веселей!
И вот, и вот в лучах рассвета
Два рыцаря, два кровных брата
(один – король, другой – с приветом)
Из замка вон и прочь куда–то…
34
– Я хочу, чтобы пятки, чтобы пятки мои
Вдруг однажды копытами стали.
Чтобы твердый гранит рассыпался в песок.
Чтоб подковы следы оставляли.
Я хочу, чтоб зеницы, чтоб зеницы мои
Вдруг однажды алмазами стали.
Чтоб сверкали во мраке из алмазов зрачки.
Чтоб, как масло, стекло разрезали.
Я хочу, чтобы пальцы, чтобы пальцы мои
Вдруг кинжалами стали из стали.
Чтоб лакали они моих недругов кровь.
Чтобы мясо людское терзали.
Я хочу, чтобы сердце, чтобы сердце мое
Твоей теплой могилою стало.
Чтобы нежно укрыло багровой землей,
Когда тихо шепнешь: я устала.
35
Проходит первая неделя.
Шестая катится вослед.
Уж листья облететь успели,
А сыновей все нет и нет.
Все нет известий долгожданных.
И королева неустанно
(в руке свеча, мерцает свет)
Глядит на Ка-Ина портрет.
— Ты был последним, младшим сыном.
Мечтал цветком однажды стать.
Но вот в шестнадцать с половиной
Мне заявляешь:
«Слушай, мать!
Я не хочу носить корону,
И не хочу быть королем.
Ваш путь уж слишком, слишком ровный!
Мне б лучше в море с кораблем
Иль в небо звездное с ракетой,
В ночи, во тьме, чтоб след простыл,
Веселой огненной кометой
Смеяться-мчаться что есть сил.
Я не хочу детей баюкать
И не хочу в покоях жить,
И сладко есть и сладко пукать,
И трон годами сторожить,
Чтоб враг мой, недоброжелатель,
Однажды в спину бы кинжал
По рукоять, испортив платье.
Или в окно. Или со скал.
Жизнь короля — тоска, болото.
Уж лучше в море и на дно…»
Ко мне прижался плотно-плотно
И слово страшное одно
Шепнул на ухо еле слышно
(его сквозь суетные дни
я пронесла с тяжелым сердцем),
Сказал ты: Мама, прокляни!
И тут же прочь, не оглянувшись.
Затихли гулкие шаги.
И тут же гром, и тут же тучи.
Я небу: Небо, помоги! –
Сбылось ужасное гаданье —
Явился Проклятый Король!
Ах, бедный мальчик, сын мой, Ка–Ин,
Я знаю, на какую роль
Себя готовишь столь жестоко:
Иная, страшная дорога
Тебя зовет и манит прочь.
В безлунную слепую ночь
Мне сон приснился неприятный,
Что ты, как старый пес кудлатый,
Больной, голодный, верный пес
(поджатый хвост… глаза без слез)
За ночью ночь, за летом лето,
Один, как перст, в глуши лесной,
Целуя мертвую невесту,
Проклятый век закончишь свой.
36
В покоях сумрачных царицы,
Сжимая тонкую ладонь,
(откуда капли на ресницах?)
Горбун глядел в камин, в огонь.
В глазах — уныние, тоска.
Печальны думы старика.
— Приснился мне цветочек черный…
Тебе б, наверное, к лицу.
Изящный стебель. Лист крученый.
Роняя черную пыльцу,
Так был хорош! Пыльца по ветру
Летела прочь по белу свету,
Все оседая тут и там.
По деревням, по городам.
И вот с дыханьем попадая
В нутро людское, в кость и в кровь,
Пыльца, упрямо прорастая
Сквозь почву плоти вновь и вновь,
Росточки тонкие пускала,
За разом раз, за разом раз,
Тела людские поражала
Сплетеньем черных метастаз.
Калейдоскопом замелькали
Картины страшные во сне:
Землею яму забросали;
Свеча; икона на стене;
Лицо в слезах; стенанья; плач;
Кружится над крестами грач;
Погосты, будто на дрожжах —
В длину и в ширь; в глазницах — страх;
Молитвы; свежие могилы;
Сестра простилась с братом милым;
(мир поразила злая хворь,
ей что сапожник, что король)
И ночью, и в заката свете
Старухи, воины и дети,
Раскинув руки, там и тут;
И мухи в воздухе снуют.
А вот последняя картина:
(что за безумные мечты!)
Из мертвых ртов на стебле длинном
Пробились черные цветы.
Так человечества не стало.
Замкнулось страшное кольцо.
(сказал горбун чуть-чуть устало)
Пойду-ка, выйду на крыльцо...
37
Холодною осенней ночью,
Когда дворец уснул во тьме,
И в коридорах тихо очень,
И тени пляшут на стене,
В безлюдной зале, у камина
Царица-мать встречает сына
(в лице тоска, печален глаз) —
Обнять и выслушать рассказ.
38
– В горах высоких есть вершина
С причудливым названьем: «Тролль».
Под той горой в накидках длинных
Сидели: я и мой король.
Сидели, на небо глядели
И хлеб на веточках в огонь.
Свистели белые метели.
Вдруг на дыбы Ка-Она конь!
Я подскочил и за кинжалы,
Он — за щиты и за мечи,
Как будто ноги острым жалом
Коварный скорпион в ночи
Ужалил. Через миг внезапно
Мы были с братом сметены,
Чудовищем со снежной лапой
В холодный мрак погребены.
В холодный мрак, мертвящий, тяжкий.
Ледышек острые стекляшки
Все норовили по лицу.
Я приготовился к концу.
Но видно, жребий мой другой
И не судьба лавине той
Стать ночью страшной под горой
Моей надгробною плитой.
Не знаю сам, какая сила
(что за красивые слова!)
В пучинах ледяной могилы
Мне твердость духа помогла
Хранить.
Как крот в земле, руками
Я эти глыбы вновь и вновь
Дробил, царапал, рвал ногтями.
Когда же стала стынуть кровь
И уходить из рук, из ног,
И белый иней на кости,
Мне повстречался на пути
Царя отточенный клинок.
И тут же сердцу веселей,
И тут же слезы, тут же смех.
Я словно ожил и скорей
Наверх! Наверх! Наверх! Наверх!
И уж не холод, а жара,
Как будто стал горячим снег.
Невероятная игра —
Лавины против человек!
Когда ж из ледяной темницы,
Как из загробья страшный гость,
Я вышел вон, в снегу волчица
Ворчала, разгрызая кость...
Добавить к сказанному больше
Мне нечего. Из царских лат
Расплющенных валилось мясо —
Был мертв Ка-Он, мой старший брат.
Останки жалкие камнями
Я завалил. В груди рыданья
И горечь страшная и стон:
— Покойся с миром, брат Ка-Он.
39
Так говорил мой Принц прекрасный
Вдове-царице при свечах
Про тот поход, поход злосчастный
В пещеру тайную во льдах.
В холодной зале над камином
Плясали тени на картинах,
А из ладони теплой где-то
Упала медная монета.
40
А вот и тесная каморка
С беззубым черепом на полке.
Не слышно птиц. Не видно лиц.
Во тьме стоят Горбун и Принц.
— Скажи, горбун, шутник придворный,
Но заклинаю, честен будь,
Ты помнишь ли, как в полдень знойный
Сказал, что к звездам знаешь путь?
— …давным-давно, когда мальчишкой
Ко мне пробрался, будто вор.
А я сказал: садись, сынишка,
К тебе имею разговор...
— …в Запретном Городе забытом
Корабль есть среди руин.
Весь паутинами покрытый.
С штурвалом странным и кривым.
Корабль тот — железо сплошь,
Но он способен, будто нож,
Разрезать бездну расстоянья...
— ... храни, храни же это знанье,
Не открывая никому,
Как тайну страшную — всегда.
Тебе, тебе лишь одному
Когда-нибудь, через года
Открою я заветный способ
Как улететь к далеким звездам...
— Пришел тот день. Пришел тот час.
Готовься в путь.
— Когда?
— Сейчас.
41
И вот Горбун и Принц в дороге.
На лицах пыль. Устали ноги.
Сердца устали от агоний.
Вдруг слышат: позади погоня.
Телохранители царя
Покойного вослед летят.
И, злобой лютою горя,
За смерть Ка-Она мстить хотят.
— Беги, мой принц — я задержу!
От нетерпения дрожу.
Шут вынимает из-за плеч
(сверкнула сталь) двуручный меч.
— Скажи: зачем, зачем, мой друг,
Ты за меня живот кладешь?
А шут, натягивая лук:
— Поймешь… когда-нибудь поймешь…
— Дай обниму тебя, старик,
Мне сердце разрывает грудь.
Объятия короткий миг.
— Ну все, мой Принц, скорее в путь!
Под ребра шпоры — конь в галоп.
Дрожит на стремени нога.
А на мосту горбун лоб в лоб
Встречает грозного врага.
Тринадцать против одного…
И тот — всего лишь старый шут.
Сомнений нет ни у кого:
Тринадцать против одного.
Как описать мне эту битву?
Мелькает в воздухе клинок...
И губы шепчут как молитву:
«Давай, сынок! Беги, сынок!»
Вот с плеч слетает голова.
От крови красная трава.
Зубовный скрежет. Крики. Стон.
И хруст костей. И стали звон.
Но гробовая тишина
Повисла над ущельем вдруг.
И только красная луна,
И никого живых вокруг.
И две стрелы торчат в горбу.
А вот еще одна — во лбу.
42
Звезды падают, как птицы
В снег морозною зимой.
Принцу Черному не спится —
Он в работе с головой.
Тут подкрутит, там подтянет,
Туже вентиль завернет.
Не приляжет, не присядет,
Не прервется, не уснет.
Где–то там, на звездном небе,
На Серебряной планете,
У штурвала звездолета
Принц готовится к полету.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
43
Вот сердце колдуньи,
Оно бьется ровно,
Как моря ночного
Холодные волны.
Удар за ударом,
Удар за удар —
Трепещет и бьется
Артерий коралл.
Колдунья не дремлет,
Покойником спит.
В Морфееву пасть
Стрелою летит.
Ах, как же чудесны,
Ах, как же черны
Колдуньи прелестной
Колдунские сны!
44
– Через три дороги,
Через три холма
Ай, несите, ноги!
Тьма.
Тьма, как мед тягучий
Затопила лес.
Над речною кручей —
Крест.
Крест коням не ставят,
Камень не кладут.
Если закопают,
Не найдут.
Не найдут ни места,
Ни его копыт.
Конь в земле холодной
Спит.
Спит сороконожка —
Серая строка.
Тишина, как омут,
Глубока.
Глубока могила
Под кривой сосной.
— Ай, моя лопата,
Рой!
Рой комет белесых
В небе, а одна,
Будто капля гнева,
Черна.
— Черная кувшинка!
Синяя герань!
Ну–ка на тропинку
Стань!
Стань же поскорее…
Отлежал бока…
Гладит гриву, шею
Рука.
Руки на поводьях.
Влажная ладонь.
— Ты опять со мною,
Конь...
Конь тропу лесную
Бьет ногой.
Полотно тумана
Над рекой.
Над рекою мелкой
Яма глубока.
Мертвый конь уносит
Седока.
45
В серебристом сиянии лунном,
Положив под щеку ладонь,
Спит колдунья в доме колдунном.
Догорает в каминах огонь.
Будто моря пенные волны,
Все вздымается белая грудь.
А над лесом, над лесом сонным
Догорает молочный путь.
Тишина. Ночное беззвучье.
Отшумели ветра и дожди.
Вдруг на тропке хрустнули сучья!
Сон спугнула тревога в груди.
Ставни век отворив потихоньку,
Уловила колдунья спросонку
На петляющих в ельнике тропках
Стук копыт осторожных и ломких.
Тут же на пол. Тут же к окошку.
Увидала: покинув ельник,
В темноте озираясь немножко,
Приближается к дому наездник.
У наездника — шпоры, и шпага,
И корона, и меч стальной,
А в глазах — серебро и отвага.
Кто же это? Царевич младой!
И скакун у царевича странный:
У седла — на ремнях кобура,
В бледно–серой попоне рваной,
А в груди–то зияет дыра!
Задрожали у ведьмы колени.
Замелькали перила, ступени.
Через миг стоит на крылечке —
Теребит ногтями колечко.
[Ах, как жжет под ключицею левой!
Кто-то в сердце ожогов наделал…]
[Удержаться б в седле, не упасть бы…]
Это страсти червовые масти.
46
– Унеси меня к звезде,
Принц.
Мимо спящих на ветвях
Птиц.
Выше сосен и дубов —
В ночь.
Из дремучих-то лесов
Прочь.
Чтобы месяц,
Мой большой друг,
Улыбнулся мне тихонько
Вдруг.
А в прозрачной вышине
Облака
Мне шепнули на прощанье:
Пока!
Чтоб навеки
Потерял покой
Злой колдун
С железной рукой!
Чтобы мчались мы,
Как стрелы во тьме,
В твой таинственный замок,
К тебе.
47
Теплый ужин. Свеча у камина.
Разговор занимательный, длинный.
И еще развлеченье одно —
Брага сладкая и вино.
Он шептал ей, шептал ей в потемках
Про секретный «невидимый бой»;
Про искусство врага побеждать,
Повернувшись к нему спиной;
Про две тысячи воинов ратных,
Старичку проигравших войну
На далекой планете когда-то.
В небесах голубую луну
Целовал черный ветер порочный,
Мальчуган бесстыжий, шальной.
Облаков серебристые клочья
Проплывали над сонной землей.
Но все так же в сумрачном свете
Догорающей тонкой свечи
Черный Принц колдунье-невесте
Потихоньку шептал в ночи…
48
– Ты хотела бы стать
Колдовской тишиной?
Чтобы каждую ночь
Опускаться на мир…
Проникать в каждый дом…
Заползать в каждый двор…
И бродить, и бродить
В стенах темных квартир…
Чтобы каждую ночь
Опускаться на степь,
На колодцы, на ведра,
На железную цепь…
Колыхаться как призрак
Над сухою травой…
Ты хотела бы стать
Колдовской тишиной?
49
Словно крылья, порхали их руки.
Стоны стонные и объятья.
Поцелуи — лекарство от скуки.
Только платье… помялось платье!
А затем погасла свеча…
Принц девчушку во тьме сгоряча
Не во сне, а на самом деле
Придавил к широкой постели.
Алой звездочкой на простынке,
Алой рыбкой невинность вильнула.
Прокусила девчушка губку,
Ставни век широко распахнула,
Захлебнулась собственной кровью
(красной солью) — и сладко, и страшно.
До краев наполнилась болью,
Как вином наполняется чаша.
50
– Вот, расплел твои волосы! —
Над тобой спелым колосом
Наклонился и вымолвил,
Из мечты тебя выманил.
— Мой палач... Цвет сиреневый...
Колокольчик серебряный...
Моя пытка небесная...
Пропадаю, безвестная...
— Посмотри-ка, пригожая:
Между нашими кожами,
Как жемчужинки-крапинки,
Сока липкого капельки!
— Над холодными гнездами
Грозди падают звездами.
Так чисты и так искренни
Твои белые выстрелы.
51
Ночь за днем, день за ночью летели,
Убегали, скрывались куда-то.
Целовались во влажной постели
Черный Принц и его Носферату.
Взор девчушки и томен, и нежен,
И улыбка цветет на устах.
Принц расслаблен, немного небрежен.
Но какая-то... грусть в глазах.
Спали птицы, нахохлившись в гнездах,
Спали рыбы в холодной реке.
Только Принц поцелуем звездным
Выжигал на хрупкой руке,
На губах, на крохотных грудках,
На холме, что внизу живота,
Символ страсти которые сутки.
— Мой!
— Моя! — шептали уста.
Но свое забирает усталость —
На ресницах как будто свинец.
Носферату и Принцу осталось
Уж не долго.
Восьмерка колец
Рассекла эту вечность надвое —
Два колечка упали в ладонь:
— Мы с тобою одною судьбою
На века… на века…
Тут же конь
Гулко в землю ударил копытом
Где-то там, в уснувших лесах.
Серых звезд серебристое сито
Колыхнулось в ночных небесах.
— Спрячь подальше, в надежное место.
Схорони до лучшей поры, —
Наставлял девчушку-невесту
Дивный Принц с далекой звезды.
— Одолеть колдуна не сумею
В поединке открытом, пойми.
Дай мне год и еще неделю…
— Обними меня! Обними!
52
И опять поцелуев цветенье.
Пот на коже, как будто жара.
Словно в бездну, друг в друга паденье.
За окошком осенняя мгла
Занавескою плотной висела,
Прикрывая червовую масть.
Две горячие куклы, два тела,
Обессилев, отдались во власть
Снам, крылатым хозяевам ночи,
Прилетевшим в лесную страну.
Черный ветер, мальчишка порочный,
Обманул глупышку-луну.
53
– Мой таинственный гость — раскат грозовой.
Дробь дождя в небольшое оконце.
Танец черного ветра с бездыханной луной.
Ожиданьем зовется.
Мой таинственный гость — сонной птицы испуг.
Стук копыт по тропе осторожный.
Серебристый клинок. Чуть изогнутый лук.
Устоять невозможно.
Мой таинственный гость — это тень на стене.
Сизый шрам на изломе плеча.
Запах крови и пота наяву и во сне.
Поцелуй сгоряча.
Мой таинственный гость — сладкий вздох на устах.
Жаркий шепот. И слабость. И сила.
Без замаха удар прямо в пах. Прямо в пах
Раскаленное шило.
Мой таинственный гость — это шпоры в бока.
Темный плащ. Обещанье вернуться.
Плети стон. На эфесе рука.
Сухожилия рвутся.
Мой таинственный гость — одинокая ночь.
Бесконечные взгляды на звезды.
Бриллиант-метеор, улетающий прочь.
И улыбка сквозь слезы.
54
Принц ушел. Носферату осталась.
И осталась на сердце усталость
От страстей, от тайных объятий.
А еще — цветок над кроватью.
Тот цветок, что лунною ночью
Подарил на полянке лесной.
Был он мертв, но красив очень-очень:
Почерневший такой.
— Вот тебе мой подарок скромный,
Как вернусь, пойдем под венец.
Вдруг на сердце брызнуло черным —
В дверь стучатся.
— Кто там?
— Отец.
55
– Где–то там, за обрывами–скалами,
За озерами, за осоками
Мы сомкнули ресницы усталые
В комнатушке с потными стеклами.
Ты ладони под щеку теплую
Положила (две белые лодочки),
Задрожала натянутой жилою,
Надо мною склонилась облачком,
И как будто пледом, укутала
Своей нежностью, своей памятью,
Обожгла колдовскими буквами
Поцелуев горячечных, пламенных.
В лунном свете, как псица верная,
Языком мои раны зализывала.
Пьяной–горькой слюною пенною
Заговаривала шрамы сизые…
Листья красные вьются, падают.
Воют ветры, как волки голодные.
Вновь старуха–зима опаздывает —
Заспалась, видать, за болотами.
56
– Как думаешь, моя принцесса,
Кого, как бабочку сачком,
Поймал на днях в чащобах леса?
Юнца с серебряным зрачком!
На скакуне неутомимом,
В одной перчатке и в венце
Он не спеша проехал мимо
С печатью грусти на лице.
Плащом укутавшись, дрожал он.
Играл в короне лунный блик.
Догадка острая, как жало,
Меня пронзила в тот же миг.
Я понял вдруг, откуда странный
Печальный рыцарь держит путь,
Как этот дар судьбы нежданный
Себе на пользу повернуть.
Я обернулся певчей птицей:
Чирикал, крылышком махал
И незаметно вслед за принцем
На ветку с веточки порхал.
Твой Принц держался сколько мог,
Пока — о чудо! — еле жив,
Не спешился и лег на мох,
Ладонь под щеку положив.
Увы, так скучно остальное:
Пока он ежился во сне,
Ему надел кольцо стальное
На шею; через час к стене
На цепь железную, как будто,
Как будто псину, приковал
В глубоком подземелье смутном.
О, бедный принц, как он рыдал!
Я оценил его коварство,
Меня почти он убедил —
Мне обещал отдать полцарства,
Богатство страшное сулил…
Я хоть и стар, но чую сердцем,
Меня не просто обмануть:
Хотел отнять мою принцессу;
Ладонь пожать и тут же в грудь
Кинжал отравленный сребристый
Ударом резким, точным, быстрым,
Чтоб в сердце глубже и сильней…
Как видишь, я его хитрей.
Я что скажу тебе, родная:
(вот и мурашки по спине)
Летит на юг лебяжья стая.
И ты лети, лети ко мне!
Лети, как пух, в мои объятья —
(дрожащим голосом впотьмах
сказал колдун, поправив платье)
Его судьба в твоих руках.
Присядь. Вот так. Теперь послушай,
Что я на ушко прошепчу:
Коль будешь девочкой послушной,
Его, поверь мне, отпущу.
Ну я пошел… а ты подумай —
Гляди-ка, луч на платье лунный! —
Про чудо жертвоприношенья,
Про то, как будем отношенья
С тобою строить по ночам —
Ведь мы-то здесь, а он-то там…
57
– Ах, как больно сжимается сердце!
И такая горечь по венам,
Будто сердце посыпали перцем.
Было пламенем, стало пленом.
Стало темной холодной ямой.
В подземелиях лед искрится.
Вместо сердца — рваная рана.
Вместо сердца — больная птица.
Я хочу, чтобы ты, мой странник,
Мой жених, мой супруг законный,
Серебристой планеты изгнанник,
Рассекал на просторах волны,
Любовался луною зеленой,
Слушал штормы и черные грозы,
Заплетая ветер соленый
В шелковистые длинные косы…
Пусть погаснут на небе звезды!
Пусть луна упадет в болото!
Пусть алмазами станут слезы,
А глаза превратятся в стекла!
Пусть отрава прольется на кожу!
Я согласна хоть в омут, хоть в обод,
Хоть на мрачное брачное ложе —
Лишь бы ты получил свободу…
58
Так, до розовой розы рассвета
От сиреневой розы заката,
Отпуская слова по ветру,
Колдовала моя Носферату.
На рассвете девчушка–глупышка,
Возвратилась в свою кроватку
И легла. И колдун появился;
Тихо-тихо вошел, украдкой;
Осторожной, беззвучной рысью
В тишине пугливой и зыбкой;
Со свечою в железной кисти;
С чуть заметной полуулыбкой.
Ах как жарко ее целует!
Ах как громко трещит сорочка!
Запах дочки отца волнует:
— Ты моя, Носферату! — и точка.
Моя нежная, теплая птица…
Не отдам ни за что на свете
Никакому грабителю–принцу,
Хоть сожгите меня, хоть зарежьте!
И во тьме старикашка горбатый
На кроватке возле окошка,
Улыбнувшись чуть–чуть виновато,
Раздвигает девчушке ножки...
Застонали на ветках певуньи.
Заскрипели корнями деревья.
Ах, как хочется крикнуть колдунье,
Оттолкнуть папашу–злодея…
Но лежит моя ведьма немая.
Лишь глаза покрепче от страха.
Неподвижная, чуть живая.
Королева и черная плаха.
Полупуть. Полужизнь. Полусонье.
Полубой. Полувой. Полудумье.
Полумрак. Полутень. Полумирье.
Лишь одно целиком — бессилье.
То бессилье, какое бывает,
Когда нет ни капельки силы;
То бессилье, какое бывает
В глубине холодной могилы.
59
– Ах, отец–отец, колдун проклятый,
Что ж ты делаешь со мной во мраке ночи!
Мне бы закричать, да нету мочи.
Ах, отец–отец, колдун проклятый…
Мне бы оттолкнуть тебя руками,
На ноги вскочить и обернуться
Птицей черною. И ввысь. И не вернуться.
Только б оттолкнуть тебя руками…
Или стать студеною водицей,
Чтобы, как родник в песках зыбучих,
Сквозь твои объятья просочиться.
Стать бы мне студеною водицей…
Стать бы мне осевшей на пол пылью —
Чтобы ты смотрел, да не увидел,
Чтобы ты искал, да не заметил.
Вот бы стать осевшей на пол пылью…
Звезды вновь заглядывают в окна —
Смотрят, как меня во тьме ласкаешь,
Как ты стонешь... как ты засыпаешь...
Звезды вновь заглядывают в окна.
Я не смею шелохнуться… камень…
Ледяная глыба над обрывом…
Стать бы мне подков нетерпеливым
Звоном… но не смею… камень…
Мне бы закричать, да нету мочи:
Ах, отец–отец, колдун проклятый,
Что ж ты делаешь со мной во мраке ночи!
Мне бы закричать, да нету мочи…
60
Как выйти победителем из битвы
С тем, кто в десятки раз сильней;
И чьи персты остры, как бритвы;
Ладонь — корона из ножей?
Возможно ль справиться со страхом
И с отвращеньем совладать,
Когда «дракон» драконовой походкой
Спешит к тебе — чтоб телом обладать?
Родной отец… родная плоть и кости…
И запах до забвения родной…
И горькое дыхание родное…
И плач, и стон, и вопль, и вой…
Родное все. Плоть плоти. Кровь кровинки.
Сдалась принцесса - ветка на ветру.
Лежит безвольно, как былинка,
А он ее — как червь кору…
61
– Отшумели дожди осенние.
Отшуршала листва кленовая.
Под ключицей такое волнение —
Я принес тебе песенку новую:
Окунуть лицо в твои волосы.
Затопить нутро твоим запахом.
Изогнуться пшеничным колосом.
Рот зашить поцелуем-заплатою.
Взять лицо твое в руки потные.
Заглянуть в глаза-окна черные.
Вся ты словно из дрожи соткана —
Извиваешься томными волнами.
Насладиться алыми звездами,
Что украсили холмики белые.
Прорасти в тебя корнем розовым.
Были битое. Стали целое.
Были дальнее. Стали близкое.
Мотыльками в окошко раскрытое
Залетели снежинки быстрые.
А колодец вовсе засыпало…
62
Холодной ночью по реке
Листок, как лодочка, плывет…
Я ж расскажу тебе вот-вот
О том, как новый поворот
Моя история вершит;
Куда отец-колдун спешит
С древесным угольком в руке;
О том, как тень на потолке
Танцует в такт его шагов;
Как ветер трогает листву;
Как плоти неизбывный зов
Толкает к злому волшебству…
63
– Послушай, дочь, какую тайну
Тебе открою в эту ночь.
Ничто, поверь мне, не случайно…
Я начинаю, слушай, дочь!
Тринадцать лет с тех пор, как ночью
В мой мир, в кровавой простыне,
Горячим розовым комочком...
Тринадцать лет с тех пор, как ночью...
Я помню твой молочный запах —
В душе навеки сохранил.
Подумать только: я стал папой!
Я помню твой молочный запах…
Ты все росла, а я держался —
Все чаще в чащу. Но, увы,
На твой крючок уже попался!
Ты все росла, а я держался…
Однажды я почти забыл,
Что значит дьявольский огонь,
И на луну ночами выл…
Ведь я почти уже забыл…
Но всякий плод созреть обязан.
И между бедер ровно в срок
Раскрылся розовый цветок…
Ведь всякий плод созреть обязан.
Ударил запах, будто гром,
Обвал, горячая волна.
Я в тот же миг сошел с ума!
Ударил запах, будто гром…
Преградой стала мне жена.
Она теперь в пруду, на дне.
Она нам больше не нужна.
Преградой стала мне жена…
Ты помнишь ночь, когда во тьме
Герой с серебряным зрачком
Явился из лесу тебе?
Ты помнишь ночь, когда во тьме?
А сладких поцелуев мед
И жар двух раскаленных тел?
И к звездам сказочный полет?
И сладких поцелуев мед?
Владею я одним заклятьем,
Чтоб изменять лицо и глаз,
И руку страшную, и платье!
Владею я одним заклятьем…
Теперь с тобой обручены!
Гляди-ка, узнаешь кольцо
С гербом неведомой страны?
Теперь с тобой обручены…
Я понимаю: не легко
Увидеть принца в горбуне.
Ах, как же звезды высоко!
Мой мотылек, иди ко мне…
––––––––––––––––––
Вот так в рассветной тишине
Шептал колдунье молодой
Старик, горбатый и хромой,
Рисуя сердце на стене.
64
Нет в этой сказке места оправданьям.
Несут героев к звездам корабли.
Рассказ мой черен от червивого страданья,
От колдовства, от проклятой любви.
Тебе решать: любить ли эту повесть,
Мечтатель, взращенный на сказках голубых,
На алых песнях, на стихах белесых,
На небылицах бледно-золотых.
Тебе решать: наполнить душу гноем
Иль чистоту святую сохранить.
Тебе решать: за чьей спиною
И в лагере каком отныне быть.
65
– Где же ты, о всадник в короне
На волшебном лихом скакуне,
С изможденным лицом суровым,
Закаленным во льдах и в огне?
Отчего не спешишь, избавитель,
По разливам весенней воды,
Одинокий скиталец–воитель,
Черный Принц с далекой звезды?
Мой любимый, мой сказочный рыцарь,
Моя странная редкая птица,
Не дождусь тебя: сил не осталось —
Слишком страшная в сердце усталость.
И такая на сердце дыра,
Будто это не сердце — нора,
Будто это не сердце — омут…
Погляди-ка: на веточке голубь…
Ты придешь и меня поцелуешь
Поцелуем горячим и сладким,
Как жених красотку–невесту
Перед свадьбой — тайком, украдкой.
Лишь тогда оживет сердечко,
Зазвенит колокольчик алый;
Хлынут воды в засохшую речку;
Вдруг попятится путник усталый;
Снег вползет из ущелий в горы;
Камни птицами бросятся в руки;
Голова приставится к горлу;
Стрелы (глянь!) из мишеней — в луки;
Часовые-то стрелки дрогнут
И кругами пойдут в отступленье;
С пыльной полки к помойной яме
Голова устремится оленья,
Кости белые стянутся плотью,
Плоть покроется кожей да мехом;
Неподвижный олень встрепенется,
Захлебнется неистовым смехом;
Желудями до самой макушки
Обрастет мертвый дуб, проказник;
Засмеется на липе кукушка:
— Чары рухнули! Праздник! Праздник!
Наконец-то, принцесса проснулась,
Ожила да раскрыла очи!
— Кто же этот герой-избавитель?
— Это Принц, что чернее ночи!
66
Так шептала колдунья-девчушка.
А, вернувшись к себе в комнатушку,
Забралась на дубовую дужку:
— Я не кукла и не игрушка!
Словно крылья раскинула руки,
Глубоко-глубоко вдохнула
И девичьей нежною грудкой
На холодные доски пола…
На холодные доски пола…
Тишина и покой в коридорах.
Громыхнуло, как выстрел ночью,
Столкновение дерева с плотью.
67
Меж деревьев, во мгле
Бродит конь вороной
С гривой черной, как ночь.
Длинный хвост — до земли.
По песку, по воде
Бродит конь вороной.
Бельма вместо зрачков.
Вместо сердца — дыра.
По тропе, по траве
Бродит конь вороной.
Бродит, гривой трясет.
Гулко землю копытом бьет.
Словно черный огонь,
По лесам бродит конь.
Без души. Без мечты.
Тихий конь. Мертвый конь.
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
68
Вот сердце колдуньи,
Оно не стучит.
Как будто в раздумье —
Молчит и молчит.
Колдунья не дышит,
Колдунья мертва.
В ладонях остывших —
Цветочек-трава.
Ах как же ужасны,
Ах как же черны
Колдуньи несчастной
Мертвецкие сны!
69
Казалось, месяц вылетит с орбиты.
Казалось, звезды упадут в моря,
Как птицы падают, подбиты
Охотником в разгаре сентября,
И будут долго с яростным шипеньем
В глубинах темных булькать, остывать
И якоря до белого каленья
Корабликов погибших нагревать;
Сжигая заживо ракушек и дельфинов,
Акул и каракатиц превращая в прах,
Обваривая осьминогов синих,
Что спали меж камней впотьмах.
Казалось, солнце никогда не встрепенется
От сна глубокого в пучинах тьмы,
И никогда сияньем не зальется
И не зальет сиянием холмы.
Казалось, птицы замертво на землю
Падут — собою накормить мокриц,
Загадочное, суетное племя,
Бесцветных разложения сестриц.
Казалось, почерневшие осины
Навеки распрощаются с листвой,
Чтобы, подобно великанам дивным,
Застыть на круче, над рекой
(отрядов заколдованных бойцы,
приговоренных так стоять и впредь)
В кромешной тьме, и будто мертвецы,
Все деснами беззубыми скрипеть.
Таким ужасным был протяжный вой
(не в силах передать слова)
Волшебника с железною рукой,
Узнавшего, что дочь его мертва.
70
– Была ты странною мечтательницей нежной…
Играла с ветерком в перегонки…
Но в эту ночь сугробом белоснежным
Лежишь передо мною, а венки,
Венки, что сплел я из березы веток,
Покрытых почками и пахнущих весной,
Украсили твою грудную клетку
Зеленою, душистою волной.
Распорядилась сила колдовская,
Чтоб мой цветок, роняя лепестки,
Лежал в гробу, незримо увядая.
Сжимают сердце черные тиски.
Душа, как птица, улетает прочь.
В твоих глазах, двух звездочках зеленых,
Навеки поселилась ночь.
Гроза грохочет бубном похоронным.
А время продолжает вечный бег,
И продолжает дождь стучать по крыше,
Но смолк, навеки смолк твой смех,
Его я больше не услышу.
Я захмелел от горя, точно бражник.
Тобой навек отвергнут, нелюбим,
Как часовой стою, как стражник,
Над телом остывающим твоим.
А ты белеешь привиденьем, отражая
Луны ущербной серебристый блик.
Такая неподвижная, такая
Родная и чужая в тот же миг…
71
Луна отражение ищет
В кустах, под кривою корягой,
Вползает в дупла и норы
Своим оловянным взглядом.
Куда же исчезла близняшка,
Луны голубая сестрица?
Быть может, сточили черви?
А может, склевали птицы?
А может, на десять тысяч
Сверкающих острых осколков
Сестрица луны разбилась?
А может, сожрали волки?
А, впрочем, не так уж важно,
Оставим луну в покое —
В лесах угрюмых и влажных
Куда интересней другое…
72
Проведав могилу дочки,
Бродил по лесам чародей;
Светил серебристые точки
Разглядывал между ветвей;
Внимал тоскливым молитвам
Лягушек, ночных певуний;
В луну же впиваясь взглядом,
Он видел лицо колдуньи.
– Зачем же, — луне говорил он, —
Голубка себя сгубила?
Безвольно сложила крылья —
Упала на дно могилы?
Ты видишь, моя ледяная,
Как волны ночного моря,
Как глыба базальта в поле,
Чернеет сердце от горя...
Но вдруг встрепенулся, как будто
Очнулся от тяжкого сна.
И мутным туманом укутан,
Дрожа, как струна,
Стремительною походкой
Дорогою самой прямой,
Тропинкой самой короткой
Заторопился домой.
Ворчал, спотыкаясь о корни.
Упал. Потерял амулет.
Дубов седовласые кроны
Гудели ему вослед:
— Опомнись, опомнись, проклятый,
Никто изменить судьбу
Не в силах! Твоя Носферату
В землице сырой, в гробу!
— Умолкните, деревяшки!
Не смейте перечить мне!
Дождетесь — в пожаре страшном
Свой век завершите! В огне!
И дальше в потемках тягучих…
(в реке шевельнулся сом)
По тропке опасной, по круче,
Скорее, скорее в дом!
И вот уж из дома с лопатой
В железной руке чародей,
С улыбкою странной куда-то
Спешит, ковыляя, скорей…
73
Уснули в землице черви.
Уснул под корой короед.
Спят птицы на ветках серые.
Улитки серебряный след
Мерцает на стебле влажном.
Ночное беззвучье вокруг.
Момент наступает важный.
Смотри, не усни, мой друг!
74
Стариковские плечи устали.
Ах как ломит, как ломит спина!
В небесах седеющих тает
Ледяная луна.
Не простая для старца задача —
Гроб тащить из земли одному.
От натуги, как старая кляча,
Весь дрожит.
Предрассветную тьму
Светлячок золотистым зигзагом
Распорол и исчез меж ветвей.
Шелестят, как будто бумага,
Листья сонные.
Соловей,
Встрепенувшись, завел свою песню,
Обещанье любви, вечный зов.
Пробуждается в коконе тесном
Паучок-мухолов.
Просыпаются юные травы.
Заливаются светом дубравы.
Шлет зверью и букашкам привет
Краснощекий рассвет.
– Я хочу, чтобы ты улыбнулась;
Чтоб раскрыла пошире глаза;
Чтобы сердце в груди громыхнуло,
Как грохочет гроза;
Чтоб душистых волос осока
Колыхалась на теплом ветру;
Чтоб на яблоню старую ловко
Забиралась ты поутру;
Чтоб пекла и пирог, и пряник;
Землянику в высокой траве
Собирала б с улыбкою пряной
Да с веночком на голове;
Чтобы в час полуночный, во мраке,
Когда спят поля и леса,
Когда воют лесные собаки,
И смолкают птиц голоса,
Я скользнул за тобою тенью
По пятам, в тишине ночной.
По траве, по влажным кореньям.
А укрывшись за толстой сосной,
Подглядел, как в лунном сиянье,
Без одежды, в чем мать родила,
На секретной поляне,
В сочных травах, возле костра,
Выгибаешься, трогая тело…
А украсив низ живота
Алым кружевом ласок смелых,
Раскрываешь уста,
И протяжные, томные вздохи
Стайкой бабочек между ветвей
Улетают к далеким звездам,
Белолобым циклопам ночей.
Ну а я, шелохнуться не смея,
Все стоял бы, дыханье тая,
От смущенья краснея,
Как краснеет заря…
Лес ожил, наполнился звоном.
Черный мрак превратился в тень.
Сотни птиц и букашек сонмы
Нежной песней приветствуют день.
Дай согрею тебя, родная,
Как озябших греет весна.
Ах, какая же ты ледяная!
Ледяная моя Луна…
75
К чему твои слова, колдун,
И вздохи грусти и тоски?
Улыбки, слезы, поцелуи?
Касания стальной руки?
Кого разжалобить ты хочешь
Слезою старческих очей,
Цветами, сказкою полночной,
Притворной сладостью речей?
На что надеешься, горбатый?
На силу страшную свою?
На коготь от медвежьей лапы?
На золотую чешую?
На слюни жабы ядовитой?
На клюв замученной совы?
А может быть, на «чертов палец»
И зуб от мертвой головы?
Ужель не понял ты, волшебник,
Что не помогут ни слова,
Ни сила порошков целебных,
Ни бычий глаз, ни «встань-трава»?
Хоть надорвись, хоть вон из кожи,
Но спящей дочери своей
Ты разбудить вовек не сможешь –
Ее заклятие сильней!
76
Но что есть слабость? Что есть сила?
Что есть победа и провал?
Что для покойника могила -
Темница или пьедестал?
Капкан и зверь, стрела и сердце…
Где тут охотник, где трофей?
А что, если дракон поганый –
Сам пленник пленницы своей?
И сам невидимой веревкой
Привязан к телу во гробу?
И это юная ведьмовка
Вершит драконову судьбу?
Но это так, лишь к слову, к рифме,
Забавный речи оборот.
Давай посмотрим, что же делал
Той ночью чародей-урод.
77
Вопроса знаком изогнувшись,
Роняя нежных слов елей,
К щеке холодной прикоснувшись
Железной шуйцею своей,
Прозрачный креп срывая на пол,
Колдун проклятый говорит:
— Ах, дочка–дочка, Носферату...
(по животу ладонь скользит)
Я помогу тебе раздеться.
Развею черную тоску.
Отдам тебе частицу сердца,
Тебе, сухому колоску.
Согрею, изнутри согрею.
Замерзла доченька... Сугроб…
Колдун нагнулся, распрямился,
И вот уже пустует гроб.
И тут же в кожаное кресло,
Как куклу, дочку усадил.
Еще мгновение - и чресла
Взорвутся от натуги жил.
78
– Мой корень в тебе
Все глубже и глубже.
Все глубже и глубже
Заклятья мои
Въедаются в кожу,
Вжигаются в душу
Зловещим узором
Таинственным.
И
Нет сил шелохнуться.
Ты — мертвая кукла,
Безвольная кукла
В руках колдуна.
Еще одна строчка,
Еще одна буква
Загадочной сказки.
Слепая луна.
Запуталась в сетках,
Осиновых ветках,
Как глупая птица
Порою в силках
Сидит и боится —
(не пьется, не спится)
В потемках томится.
Девица в шелках.
Мой корень в тебе
Все глубже и глубже.
Все глубже и глубже
Заклятья мои
Въедаются в кожу,
Вжигаются в душу
Зловещим узором,
Таинственным «И»…
79
Нет–нет, ты не ошибся, друг —
С железною рукой старик
За разом раз, за кругом круг
Под волка вой и птицы крик
Над телом дочери холодной
Склонялся. Жаркие слова…
Урчал, скулил, как пес голодный.
Во мраке плакала сова.
Подол повыше — бедра врозь.
Объятья. Поцелуи. Стон.
И тело мертвое насквозь,
Пронзая, будто шилом, он
(какое странное сравненье:
похож на трещину оскал)
Срывался в бездну наслажденья,
Как снег срывается со скал.
80
Так и шло: за столетьем столетье
В глухомани, у черта в рогах,
В стужу зимнюю — дома, а летом —
В подземелье глубоком, во льдах
Злой колдун, старикашка горбатый,
Изогнувшись над телом дочки,
Неподвижным и белым, как вата,
Задирал повыше сорочку…
И никто не накажет злодея,
Не вонзит под сердце клинок.
Занимается утро, алея.
Шевелит крылом мотылек.
Где же ты, колдунов истребитель,
Юный царь, очарованный странник,
Темный рыцарь, искатель, воитель,
Серебристой планеты изгнанник?
Отчего не стучит копыто
И рука не ломает сучья?
Может, сердце твое зарыто
Над высокой речною кручей?
Иль могилой твоею остров
Стал пустынный и острые рифы?
Иль дробят окровавленный остов
Под скалой кривоклювые грифы?
Почему не спешишь ты к невесте,
К мертвой девочке бедной своей?
Да и был ли ты вовсе и есть ли,
Черный Принц голубых кровей?
На такие простые вопросы
Я не знаю, увы, ответа.
Посмотрел как–то ворон косо.
Старый филин заплакал где–то.
Пусть слова мои мчатся, как ветер
или пух тополиный — в небо,
к изумрудам далеких созвездий:
Принц–безумец, где бы ты ни был,
Знай, что здесь, на синей планете,
В самом сердце глуши проклятой
Белым пеплом под черным крепом
Спит невеста твоя, Носферату.
ЧАСТЬ ПЯТАЯ
81
Сквозь бездны звезд, квазаров мимо,
Через воронки черных дыр
Летит мой принц неудержимо,
Как в неба высь — горячий дым.
Едва заметная улыбка
Порой у принца на устах
Бесцветной лентой, тонкой, зыбкой.
Смеются чертики в глазах.
Сладчайшим голосом елейным
Мурлычет принц себе под нос
Мотивчик детский незатейный:
— Сидел у дома старый пес...
Но где же зрители? — их нету.
Нет умиленья чистых слез.
На голубую на планету
Мой Черный принц сквозь россыпь звезд
Летит в железном звездолете,
Как будто черный метеор.
Но вот в космическом полете
Такой заводит разговор:
— Ах, принц, мой Принц...
— Да-да, принцесса.
— Ну где же ты?
— Уже лечу.
— Я покажу посадки место.
— По мне тоскуешь?
— Промолчу.
— А что ж горбун?
— Все так же мучит.
— Без изменений?
— Да, мой принц,
И день и ночь смиренью учит
Под ветра вой и хохот птиц.
Согласен, странная забава.
Но за окошком — только тьма
И мертвой тишины отрава.
От скуки не сойти б с ума.
Щелчок — и в рации помехи.
Шипение и треск идет.
И то ли плачем, то ли смехом
Эфир наполнился.
Но вот
Как будто капельки по крышам,
И разберешь едва-едва
Девичьим голосом чуть слышно
Ему послышалось: жива.
Одно единственное слово,
Но все нутро горит огнем.
И снова, снова, снова, снова:
— Земля! Я — Черный Принц! Прием!
82
– Вчера, обглоданный волчицей,
Мне снился братец мой, Ка–Он.
— Мое коварство не годится
Тебе в подметки! — молвил он
В лохмотья рваными губами,
Разбитый обнажая рот.
Сверкая мертвыми очами,
Обрубком шевельнул…
Но вот
Как ветерок беспечный ловкий
Я перенесся в миг короткий
В покои матери моей.
В неверном пламени свечей
Была печальна так она!
В глазах — отчаянья укор.
У растворенного окна
Такой случился разговор:
— Ты острою иглою космос
Прошьешь насквозь, мой милый сын,
И на чужой планете, звездной
Осенней ночью, средь осин,
В лесу густом, в лесу дремучем
Наткнешься на старинный дом
С беседкой над речною кручей,
В него войдешь и в доме том,
В холодной комнате секретной
(под сердцем нож, в ладонях дрожь)
Во тьме, в гробу, под черным крепом
Принцессу мертвую найдешь.
Ты будешь плакать и смеяться;
Холодных рук ее касаться;
Без устали в лицо глядеть
И песенки смешные петь;
И губы целовать ей сочно;
И к сердцу крепко прижимать;
Но в час заветный, в час полночный
Ее уложишь на кровать…
Что будет дальше, — мать сказала, —
Ты знаешь сам — закон один. —
И тут же из окна на скалы,
Мне прокричав: Будь проклят, сын!
А я привет далеким звездам
Все слал с улыбкою хмельной,
Холодный рассекая воздух
Железной страшною рукой.
83
Алым ангелом заката,
Целиком в огонь одета,
К синей крохотной планете
Приближается ракета.
Жив едва-едва пилот —
Поломался звездолет:
Весь в дыму, искрится гадко.
Аварийная посадка...
84
– В холодной тьме, сквозь лес осенний
Крадусь, безропотная тень.
Вокруг — корней, ветвей сплетенье
Какую ночь, который день.
В который раз шипы и иглы,
Как в обручальное кольцо,
В мою глазницу — что за игры!
Луны ехидное лицо
Все ухмыляется, хохочет,
Серебряный кривляя рот —
На дне глубокой ямы хочет
Меня с конем сгноить.
И вот
Со счета сбился, не сумею
Припомнить, сколько было дней.
Но повернуть назад не смею —
Я этот путь себе и ей
Поклялся сердцем и душою
Хоть на ногах, хоть на культях,
Хоть с раной рваною гнилою,
С репьем, с клещами в волосах,
В фурункулах или в нарывах,
С проказой, оспою, чумой,
Хоть в струпьях, в язвах, в черных дырах,
Хоть мертвый, хоть полуживой…
Поклялся самой страшной клятвой —
В ущелье снежном на костях
Загубленного мною брата,
В могильной тишине, впотьмах,
Под грохот сердца барабана,
Под скрежет кровеносных труб —
Когда-то, поздно или рано,
У смерти вырвать милый труп.
Я знаю безотказный способ
Из гроба мертвую поднять,
Его мне как-то ночью звездной
Успел Потешник прошептать.
Сказал он тихо:
— Ту принцессу
«Водой живою» от ногтей
Прелестных ножек и до сердца
Ты должен пропитать скорей.
Когда ж «сосуд» твой опустеет,
Когда сухое станет дно,
Когда затихнет и стемнеет,
Ты заклинание одно
В лесу на дне сырой могилы,
Глаза закрыв, произнести
Обязан будешь. Только так
Принцессу мертвую спасти.
А я молил, давя рыданье,
С глазами влажными от слез:
— Открой! Открой мне заклинанье!
— Живая птица. Мертвый пес.
И вот теперь сквозь лес осенний,
Чтоб клятву данную сдержать,
Без отдыха, без промедлений
Через болота, через гадь,
Как одержимый, пробираюсь
Сквозь бурелом и птичий вой.
Туда, где мертвая принцесса
Мерцает бледною звездой.
85
Оловянный лучик лунный,
Как струна, дрожит над лесом.
Как струна, дрожит над лесом.
Звонко плещет белой рыбкой.
Меж деревьев-великанов,
Между темных исполинов,
Между темных исполинов
Тень скользит по влажным глинам.
То ли пеший, то ли конный,
То ли пьяный, то ли сонный,
То ли белый, то ли черный —
Тихо бродит принц влюбленный.
Бродит принц как будто призрак —
Не находит себе места.
Видит: дом, в дому — окошко,
За окошком — ах! — принцесса.
Но, увы, мертва девица.
Тихо-тихо под ключицей.
Тихо-тихо под ключицей.
Неподвижные ресницы…
Над принцессой изогнулся,
Будто черный знак вопроса,
Кто–то мерзкий и противный,
Кривозубый, безволосый.
— Я люблю тебя! — он шепчет
Свое страшное заклятье.
Страшно страшное заклятье.
И расстегивает платье…
И раскидывает бедра,
И целует нежно–нежно,
Крепко–крепко, сладко–сладко...
( принц в окно глядит украдкой )
Принц в окно глядит украдкой.
Сердце принцево разбито,
Ведь принцессы муж законный —
Злой колдун, уродец темный.
86
Принц и конь бредут в потемках
Шагом осторожным, ломким.
Принц подавлен, еле дышит.
Ветер веточки колышет.
А коряги да коренья
Все цепляются за ноги,
Все цепляются за ноги
Да за конские копыта,
Все цепляются за ноги
Да за конские копыта.
Да за конские копыта…
Сердце принцево разбито.
Сердце принцево разбито —
На груди железный обруч.
На груди железный обруч,
В голове печальный образ.
В голове печальный образ.
Под ногами листьев ворох.
Красных, мертвых листьев ворох.
Бьет крылами черный ворон.
— Ах ты, конь неутомимый,
Спутник преданный, надежный,
Для того ль, мечтой гонимый,
Я на поиск невозможный
На железной на ракете
Через бездну, через хаос,
Через миллионолетья,
Обо всем забыв на свете,
Мчался огненною спицей,
Метеором и кометой,
Чтоб украдкою, как птица,
Подглядеть лобзанье это?
Подглядеть — и снова в чащу.
Черной кошкой. Осторожно.
Невидимкою укрыться
Меж деревьев. Разве можно
Оправдать такую слабость?
(и коню с безумным смехом)
Ни бессилье, ни усталость
Мне не могут стать помехой!
И до мяса злые шпоры
С диким хохотом под ребра.
И горячей плеткой, плеткой!
Снова! Снова! Снова! Снова!
Конь летит, как поезд скорый.
Рвутся жилы от натуги.
Рвутся жилы от натуги.
Пена белая на корни.
Час. Второй. Шестой в исходе.
Плетью до смерти замучен,
Конь споткнулся у дороги
Над рекой. И вот на круче
(в лунном свете круп лоснится,
бок истерзан, глаз потух,
неподвижные ресницы)
Конский испускает дух.
Принц из сумки острый нож
В руку потную скорей.
Разрезает мясо:
— Что ж,
Сердцу будет веселей!
И огромное, парное,
(кровь стекает по кольцу)
Теплое, но не живое
Сердце конское к лицу...
Но оставим, дело принцев,
Как с конями поступать.
Где–то зарыдала птица,
Принц вздохнул и вновь шагать…
87
– Мне б тебя уложить
На пушистый ковер
Из засохшей листвы
И увядших цветов.
Как дитя уложить
Сердце в руку вложить,
Будто яблоко-плод —
На! Отведай скорей!
Ты проглотишь его
Как хмельное вино,
Чтобы рядом с твоим (мертвым)
Вдруг забилось оно.
За ударом удар,
За ударом удар
Громыхал бы всю ночь
Колдовской барабан.
88
Скоро ночь и очень–очень
Принц к вертепу колдуна
Поскорей добраться хочет,
Чтобы тьма и тишина
Скрыли замысел жестокий,
Чтоб герой мой одинокий,
Не сторукий, не стобокий,
А чуть–чуть сереброокий
И задумавший обман,
Воплотил опасный план.
89
А вот и мой колдун бессонный —
Сидит, качает головой.
Зрачок, в окошко устремленный.
А вот и мой колдун бессонный.
— Ах сколько этих принцев было!
Давно со счета сбился я.
Могила… вон еще могила…
Ах, сколько этих принцев было…
И все обидеть норовили —
Отнять сокровище мое.
Вокруг да около бродили
И все обидеть норовили.
Ну почему они решили —
Что за причудливый народ! —
Что мужем у принцессы мертвой
Не должен быть колдун–урод?
Я знаю точно: этой ночью,
Под покрывалом темноты
Еще один рискнуть захочет.
Я знаю точно: этой ночью.
Про это мне сказали птицы,
Что на ветвях осин поют.
Мол, жди очередного принца.
Про это мне сказали птицы.
Я слышу: поступью кошачьей
Сюда крадется новый вор!
Закинул ногу на забор…
Я слышу: поступью кошачьей…
Я жду тебя, усталый путник,
Как ждут родного брата, верь!
Бесшумно отворилась дверь…
Я жду тебя, усталый путник…
Тебя, мой друг, коварством встречу.
Ты жаждешь схватку? Злую сечу?
Ристалище? Дуэль? Турнир?
Но я тебя коварством встречу…
90
Мой Черный Принц уже в притоне.
Не гнется в вежливом поклоне.
Сума на стол, накидка с плеч.
В ладонях обнаженный меч.
— Эй ты, горбун, куда ж ты скрылся? —
Срывая горло, принц кричал, —
Впотьмах, я знаю, притаился!
Как крыса. На чердак. В подвал.
Или в секретные застенки.
В таинственные закутки.
Согнув дрожащие коленки —
В подполие, под две доски.
Сидишь, трусливый царь крысиный,
От злобы морща нос-крючком.
В чулан, заросший паутиной
Вжимаешься. Бочком. Бочком.
Сверкаешь злобными очами.
Заклятья шепчешь наизмор.
Сопишь, пыхтишь, скрипишь зубами...
Что мне заклятья? Лепет! Вздор!
Кто матерью однажды проклят,
Тому не страшен злой навет,
Тот сам слова на черный ветер
Бросает. Вот тебе совет:
Я видел где-то за оврагом,
В лесу еловом за рекой
Поганку, бледную как смерть —
Ее морщинистой рукой
Сорви и съешь, и дело в шляпе.
И участь страшную свою
Ты облегчишь, ничтожный трус.
Я слово Принцево даю!
А не согласен — страшной пытке
Тебя подвергнет Черный Принц:
Сорвет лицо и на калитку,
На нитку — для зверей и птиц.
Подумай, дьявол, хорошенько!
Последний шанс! В последний раз! —
И принц, уставший, на ступеньку
Присел.
И затянулся глаз
Туманной дремы пеленою.
Мой Принц вздохнул и как-то сник.
И странный сон ему приснился:
Как будто бы колдун — старик,
Старик глубокий и немощный;
Почти беззубый, без волос;
Сухие, сморщенные губы;
Глаза без блеска (пес без слез);
Скрипучий голос неприятный;
Накидка ветхая в заплатах;
Весь в темных пятнах и хромой;
Едва стоит, полуживой;
Каким-то чудом сердце бьется
В груди уродливой, кривой...
Но почему колдун смеется
И левой в воздухе рукой,
Рукою страшной и железной —
На пальцах острые ножи —
Рисует дьявольские знаки?
А принц ему:
— Скажи! Скажи!
Ответь скорей, колдун проклятый,
Откуда взял такую кисть?
— Откуда взял? В горах когда-то
Она досталась мне, как приз
За выдержку, за крепкий дух,
За то, что, не жалея рук,
Я дрался яростно, жестоко
Со снежной ведьмой белоокой, —
Волшебник неохотно бросил.
А за окошком — вечер, осень.
И дождик шелестит листвой.
И скрип стволов. И ветра вой.
91
Не так уж много есть сюжетов,
Где бьется с дивным молодцом
Тот, кто красавице под крепом
Приходится родным отцом.
Родным отцом… родные слезы,
Родные кости, плоть и пот.
Во тьме качаются березы.
Раскрыл колодец черный рот.
Тебе, мой друг, подумать нужно:
Горбун и дивный Черный Принц…
Веревочка все туже, туже...
Уж скоро столкновенье лиц.
Все ближе схватка роковая.
Кто станет первым — стар иль млад?
Кто, с побежденного срывая
Лицо, как дьявол будет рад?
Кто этот кожи лоскут рваный,
Как маску, станет надевать?
И сладким голосом елейным
Над гробом сказки ворковать?
Увы, увы, одни загадки.
Стучат в окно ветра, дожди.
Твои догадки, друг, так шатки.
Отгадка где–то впереди.
92
– Какой, души моей царица,
Послушай, мне приснился сон.
Дремучий лес и лица, лица,
Неисчислимый легион
Прекрасных юношей в коронах
На бесподобных скакунах,
Неутомимых, тонких, ровных.
С желаньем подвига в сердцах
Коней нещадно плетью били
И шпоры до кости в бока —
К тебе, душа моя, спешили…
(сугробов белая мука
мерцала в свете звезд надменных,
дремала подо льдом вода) —
Откуда знать им, несравненным,
Что заждалася их беда;
Что этот чахлый старикашка
Их уничтожит без труда,
Как злой пожар лесных букашек
Уничтожает иногда?
Еще приснился шут горбатый.
Глазами, влажными от слез
С тоскою странною куда–то
Глядел он ввысь, на россыпь звезд.
— Ты видишь бездну, что над нами
Горит, как факел, как огонь? —
Шептал он тонкими губами,
Сжимая детскую ладонь.
В той бездне на Планете Синей
Девчушка есть, совсем дитя.
Она тоскует сильно-сильно.
Все ищет и зовет тебя.
Лети же к ней, лети, мой мальчик!
А здесь — зеленая тоска.
(погладил безымянный пальчик…
прищурился… к щеке рука…)
— Не становись таким, как ЭТИ.
ИМ никогда из бренных пут
Не вырваться...
— в созвездий свете
Мне на прощанье молвил шут.
И подниматься стал, как будто
Сел на крылатого коня;
Манил рукой и почему–то
Все «сыном» называл меня.
Еще приснился склон, обрыв…
Лавину, помнишь ли, мой друг?
Царя камнями заложив,
Я все глядел, глядел вокруг.
А в сердце ужас и тоска.
Вдруг вижу: на камнях — рука!
Та, что нашел в пещере брат.
Покрылся инеем булат.
Снял руку страшную с камней.
Простился с левою рукой
И в тот же миг расстался с ней,
Взмахнув ножом в руке другой.
От боли затаив дыханье,
Находку приближаю к ране…
Едва железа кость коснулась,
Железо кожей затянулось.
93
С небес высоких снега хлопья
Валили вниз — лебяжий пух.
Дожди по крышам серой дробью
Весеннею ласкали слух.
И зной каленым скорпионом
Впивался в чахлые листы.
Мертвели сучья, корни, кроны,
Мертвели травы и кусты.
И снова дождь, и снова вьюга.
Снежинок белый звездопад.
Зима и лето — круг за кругом.
Идут часы. Сердца стучат.
И много лет, сил не жалея,
В вертепе дьявола Ка-Ин
Искал проклятого злодея.
Заглядывал в трубу, в камин.
Но дом проклятый оставался
Пустым, древесное дупло.
Ни колдуна и ни принцессы.
Ни холодно и ни тепло.
94
Опустим поиски пустые,
Так утомительны они.
Удары шпагой холостые.
На небе синие огни.
Готовься, друг, сегодня ночью
Услышишь ты рассказ о том,
Как злой колдун расстался с дочкой
И навсегда покинул дом.
95
Надежда догорала, тлея.
Принц больше не махал мечом —
Он понял, что найти злодея
Не сможет в доме нипочем.
И на пол сев, согнувши ногу,
В ножны вложив стальной клинок,
Он повернул лицо к порогу
И крикнул с силою, как мог:
— Твоя взяла, волшебник подлый,
Глуши проклятый властелин!
Давай же этой ночью темной
Спор по–хорошему решим!
Давай уже поставим точку
В дуэли этой затяжной.
Твои условия, чтоб дочку
Позволил увезти с собой?!
И кто–то вдруг в ладоши хлопнул,
И тут же из потемок плотных
Неторопливо в лунный свет
Явился темный силуэт.
— Ну, здравствуй, мой Сереброокий!
Давненько за тобой слежу.
Ну как тебе мой фокус тонкий?
Ты утомился, я гляжу.
Не объясняй, мне все известно:
Ты ищешь мертвую невесту,
Чтоб без задержки, поскорей
Супругом стать законным ей.
Тебя, мой друг, понять не сложно.
Решить вопрос, конечно, можно.
(желает сердце перемен)
Давай же сделаем обмен.
Но что предложишь мне? Попону?
Ту, что осталась от коня?
Или седло? Или корону?
Так есть корона у меня.
Быть может, острый меч булатный
Ты выложишь передо мной,
Что б я расстался с Носферату,
Любимой доченькой родной?
С чем ты, храбрец, готов расстаться,
Что ты способен предложить,
Чтоб здесь хозяином остаться
И поцелуем осенить,
Горячим поцелуем сладким,
Волну сверкающих волос;
Мизинчик тоненький и гладкий;
И брови черные, и нос;
И шелковистые ресницы;
И губ холодный апатит;
И кисти, хрупкие синицы;
И бархат ледяных ланит?
Итак вопрос: какую ценность
Готов ты, рыцарь, мне отдать,
Чтоб этим вечером осенним
Принцессой мертвой обладать?
И замолчал колдун–старик,
И звонко четки теребя,
На Принца глянул.
В тот же миг
Ка–Ин про мертвого коня
Припомнил вдруг.
Про мать, про брата,
В чьих жилах золотая муть
Струилась и текла когда–то,
Кто лег костями в принцев путь.
И, глаз не пряча, Принц ответил,
Хоть ненавидел громких слов,
Что за принцессу все на свете
Он старику отдать готов.
— Что ж, «все на свете» — это дело.
Тогда отдай мне… это тело! —
И так сказав, волшебник злой
На принца указал рукой…
96
Мой друг, мой преданный мечтатель,
Коль ты дошел до этих строк
В рассветный час иль на закате;
Коль муку эту превозмог,
Тобой я должен восхититься:
Ты любопытен и пытлив.
Твой труд, поверь, вознаградится.
Волнует ветер ветви ив,
Блеск молний...
Следующая сцена:
Среди зеркал и древних стен
В жилище ведьмы убиенной
Идет немыслимый обмен...
97
– Густые волосы и почку
Ты у меня забрал, старик.
Я отдал все, отдай мне дочку!
— НЕ ВСЕ, ОСТАЛСЯ ЦАРСКИЙ ЛИК…
— Мой лик? Возьми его, горбатый,
(какая страшная гроза!)
Отдай, отдай мне Носферату!
— НЕ ТОРОПИСЬ, ЕЩЕ ГЛАЗА…
— Возьми глаза, проклятый демон,
Они твои, держи их, на!
Я отдал все, отдай мне деву!
— НЕ ВСЕ, ЕЩЕ ТВОЯ СПИНА…
— Моим осталось только сердце,
Ты отнял спину и зрачок,
И царский лик. Отдай принцессу!
— НЕ ВСЕ, ОСТАЛСЯ ГОЛОСОК…
— Ты хочешь голос, даже голос?
Возьми его, но мне отдай
Принцессу, хрупкую, как колос!
— ПРИНЦЕССУ ХОЧЕШЬ? ЗАБИРАЙ! —
Ответил голосом глубоким
Тот, кто недавно был горбат,
А ныне стал сереброоким,
Надменный устремляя взгляд
На старца мерзкого, кривого,
С глазами тусклыми, как пыль,
Сутулого, полуживого,
В накидке черной, точно гниль.
Рябая, сморщенная кожа…
Как тряпка, выцветший зрачок…
Болит спина, кривая рожа…
И нос, похожий на крючок…
— ВОТ КЛЮЧИК ОТ ДВЕРИ СЕКРЕТНОЙ
В ШКАФУ НА ВЕРХНЕМ ЭТАЖЕ.
ЛЮБОВЬ СВОЮ ИЩИ ПОД КРЕПОМ.
НУ? ЧТО СТОИШЬ? БЕГИ УЖЕ!
И Принц заковылял, хромая,
Во тьму, по лестнице крутой;
Перила ветхие ломая
Железной страшною рукой;
Под грузом старости сгибаясь;
От спешки, от натуги жил
Через ступеньку спотыкаясь.
К возлюбленной своей спешил.
Но что ж колдун? Исчез, конечно.
Оставил опостылый кров,
За сто веков осточертевший.
Сверкнул зрачком и был таков.
98
С деревьев падала листва.
Бежал песок, бежали дни.
Под снегом пряталась трава.
Но вот на елочке огни
Сверкают дружною гурьбою,
Переливаются, горят.
Принц на колдунью молодую
Печальный устремляет взгляд.
— Сегодня новый год, принцесса!
(взял за руку, ладонь к щеке)
Я сделал для тебя коньки,
Пойдем кататься по реке!
Вот санки, хочешь ли на санках
С горы высокой наутек
От ветра северного злого?
И хохотать, как ручеек,
Мы будем, кубарем скатившись
В сугроб глубокий, в снег лицом.
А есть еще один подарок —
Его отыщешь под крыльцом.
Он крохотный и неприметный,
Хоть мал, да дорог золотник,
Его нашел я прошлым летом, —
Сказал мой Принц.
К устам приник
И поцелуем сладким-сладким
Колдунью хочет разбудить.
За что-то бусы зацепились…
Принц вверх и разорвалась нить!
Сухие ягоды рябины,
Как будто выстрел, по углам.
Лежат под елкой, у камина
Подобно праздничным огням.
Но девочка в покой глубокий,
Как и вчера, погружена.
И приговор, увы, жестокий:
Ты, Принц — волна, она — скала.
Ты разлетишься водной пылью,
В ее ударившись гранит.
Ей все равно, что ты пришел —
Она мертва, она не спит.
99
– Странный, очень странный вечер.
Пурга.
Убегает в бесконечность.
В снега.
Воет волком черный ветер.
Стон.
Скалит зубы в лунном свете
Он.
Замолчал под окошком
Сверчок.
У камина — конус елки.
Огни.
Чуть осыпались иголки.
Молчок.
Ты и я в огромном доме.
Одни.
Ни души на сотню верст
Вкруг.
Ни сосед не забредет,
Ни друг.
Ни охотник, ни грибник,
Ни рыбак.
Ни бродяга-беззаботник.
Вот так.
Перед домом белых искр
Сноп.
А колодец — не колодец...
Сугроб.
Крылья снега бьют в окно
Одно.
Черно-белое кино.
Но…
Я не знаю, ни когда, ни как
Подала ты о себе знак,
Но бесчисленны, как в небе огни,
Выползают из чащоб они…
100
Засыпало хрустящим сугробом
Старый дом в дремучих лесах.
Шелестели ручьи под порогом.
Щебетали птицы в ветвях.
Припекало румяное лето.
Осень сыпала красной листвой.
И опять, и опять белым цветом
Красил землю Январь молодой.
Но все так же в доме старинном
Меж каминов и паутин
В балахоне поношенном длинном
Все бродил горбатый Ка-Ин.
И все так же из чащи дремучей
И в жару, и в мороз трескучий
(темной ночью не видно лиц)
Выходил какой-нибудь принц…
101
– Так бывало не раз и не дважды:
Прямо к дому из чащи глухой
Выходил он — прекрасный, отважный,
С обнаженною саблей стальной.
В лунном свете сияла корона,
Под ногою шуршали листы.
Осмотревшись, украдкою к дому —
Схемы вечные вечно просты:
«Если хочешь украсть, будь беззвучен;
Если хочешь напасть, будь как ртуть;
Если хочешь убить, будь бездушен;
Ну а если любить — просто будь».
Был десятый… чуть позже — тринадцатый.
Тридцать первый и тридцать второй.
Был коричневый. Даже оранжевый.
Был серебряный. Был золотой.
Кто — с доспехом, кто — просто с накидкою.
Кто — по горло укутанный в мех.
А один — не поверишь — со скрипкою:
Только в дом — и играть… просто смех!
Ах вы принцы–красавцы, касатики...
Как отчаянно бились сердца!
А теперь… костяные солдатики
На высокой сосне у крыльца.
Все качаетесь, будто маятник —
(в черном небе кометы привет)
Фантастический, сказочный памятник
Милых сердцу побед.
102
– Ты стала странной, хрупкой, ломкой.
Безлиственной лесною кромкой.
Негнущейся и нецветущей.
Ты стала странной, хрупкой, ломкой.
Открою тайну — не услышишь,
А поцелую — не заметишь.
Луна крадется выше, выше.
Открою тайну — не услышишь.
Ты стала тишиной осенней —
Ни слез, ни смеха, ни заклятий.
Я заворачиваю платье
(ты стала тишиной осенней)
И белых ног твоих касаюсь
Щекой щетинистой, не бритой.
И поцелуй звенит молитвой.
И белых ног твоих касаюсь…
А во дворе гуляет ветер.
Увлекся он игрою новой:
Сухою веткою сосновой.
Ее качает снова, снова.
И вот объятием железным
Тебя сдавил. Трещите, ребра!
Сопротивляться бесполезно.
И вот объятием железным…
И снова боль взрывает чресла.
И громкий стон в чащобах леса
Летит, летит угрюмой песней.
И снова боль взрывает чресла.
Но ты молчишь, твои ответы —
Холодных уст беззвучный вопль,
Печальный шорох голых веток,
Дождинок дробь и вздохи ветра.
Как вечность тянутся минуты.
Я угодил, несчастный рыцарь,
В твои невидимые путы.
Как вечность тянутся минуты.
И вот уже рассвет холодный —
Лихой палач, убийца ночи,
В окно швыряет света клочья.
И вот уже рассвет холодный…
Тебя, увы, покинуть должен —
Слегка поправить черепицу.
Ты слышишь? — капает водица.
Клянусь, я буду осторожен.
103
Ночь за ночь, много зим, много весен
Принц ко гробу девицы, как пес;
На ладонях своих запах сосен
Приносил и запах берез.
Но, увы, неподвижной колдунья
Оставалась. Сонная лань.
Принц вздыхал, к щеке прижимая
Ее тонкую белую длань;
Он шептал ей на ушко признанья
Одинокого сердца во мгле;
Говорил, что уже очень скоро
Растворится в холодной земле;
Говорил, что не долго осталось
Эту землю ногами топтать;
Про далекий покинутый замок;
Про отца–короля и про мать;
Про шутов–горбунов, что смешили
До невинных мальчишеских слез;
Про леса, где деревья кривые,
Где охотился он, и где рос;
Про серебряные рассветы;
Про планету с названием “Страх”;
Про железных старух, у которых
Шестеренки в железных сердцах…
Много сказок, а может, не сказок
Рассказал для принцессы своей
Бедный Принц с далекой планеты,
С паутинками вместо бровей.212
104
– Оживи меня.
Я — застывшая глина в остывшей земле.
Оживи меня.
Кровью. Стеблем жасмина. Пентаклем в золе.
Оживи меня —
Чтобы руки плескались, как крылья в ночи.
Растолкай же меня! Зарычи! Закричи!
Заклинанием страшным голос сорви!
Оживи меня. Оживи меня. Оживи.
Окропи мою рану живою водой.
Поцелуй. Обними. Колыбельную спой.
Но опять в полпути замирает ладонь…
И в последней агонии бьется в печке огонь…
И луна за окошком как будто в крови…
Оживи меня. Оживи меня. Оживи.
Оживи меня.
Я — холодная кукла в холодных шелках.
Оживи меня —
Расскажу поминутно
и про страсть, и про страх.
Мне шепнула листва, что в осеннюю ночь
Ты задуешь свечу и отправишься прочь.
И уже не вернешься, зови — не зови.
Оживи меня. Оживи меня. Оживи.
Не жалей мою душу, не жалей мою плоть.
Оживи!
Все запреты нарушив,
можешь бить и колоть.
Оживи!
Можешь руки крутить. Рассекать резаком.
Тетивою душить. Прижигать угольком.
Все, что хочешь! но только…
мои стены взорви.
Оживи меня. Оживи меня. Оживи.
105
Бесконечна лишь пыльная вечность.
Вот и этой баллады финал
Уже скор. Безыскусен и прост,
Как ручей у подножия скал.
Вот однажды, когда черной рысью
Ночь–злодейка кралась через лес,
Бедный Принц, над принцессой склонившись,
Ей сказал: я устал. И исчез.
А когда небеса алым цветом
Пропитались, как кровь молоком,
Сердце принцево замерло где–то.
Замер жук под опавшим листом.
В тот же миг распахнула принцесса,
Как дитя, изумруды–глаза.
В тишине ее спящего сердца
Громыхнуло, как будто гроза
Беспощадная стекла и двери
Сотрясла. И еще. И еще.
Щечки алым румянцем зардели,
Пальцы дрогнули. Тут же плечо.
Полной грудью колдунья вдохнула
Воздух утренний, запах ветвей.
Потянулась, проснулась, порхнула
Прочь из дома. Скорее! Скорей!
— Мой царевич, я знаю: ты рядом!
Я проснулась! Живая! Жива!
Мотыльком между сосен порхаю,
Как пушинка легка голова…
Вдруг нашла на одной из полянок
Свежий холмик (расширен зрачок).
На холме — из железа корона.
Сквозь корону пробился цветок.
У цветка (что за странная сказка!)
Как прогары великой войны,
Как провалы в сознании чьем–то,
Лепестки, будто сажа, черны.
106
– Мне снятся сны... они так странны.
Они красны. Они черны.
Мне снится боль. Мне снятся раны.
Мне снятся царские пиры.
Мне снится мертвый конь на круче,
Тропа змеей и лес дремучий.
Заброшенный старинный дом.
Я поселяюсь в доме том.
Я долго привожу в порядок
Камины, стены и окно.
Немного дров. Немного грядок.
Сарай. Крыльцо. Еще одно.
И в ожидании каком-то
Необъяснимом и больном
Я все брожу, брожу по тропам
В лесу обманчивом ночном.
Но вот отправился на поиск.
Он долог был и так уныл.
Тащилось время, будто полоз.
Я все по деревням ходил…
В одном селе нашел девицу…
Во сне я стал уже горбат,
и стар, и лыс, и криволицый,
а серебристый царский взгляд
бесцветным стал, как будто время,
сочился ядом, злобы полн.
Ее привел в заветный дом.
Раздел. В постель и бросил семя.
Девица понесла. И бремя
Все зрело, набиралось сил,
Как набираются деревья.
(девицу позже утопил)
И вот однажды в час заката,
Когда светило шло в надир,
Под музыку певцов пернатых
Дитя явилось в этот мир –
Девчушка, нежная, как вата.
Ее назвал я — Носферату.
107
Вот Принц, он спит среди кореньев.
Забылся сладким черным сном.
В глазницах пусто. Рот открылся.
А вместо сердца под ребром
Четыре серые мокрицы,
Подружки, падали сестрицы,
Смеются, водят хоровод,
Танцуют задом наперед.
Коленом в землю упираясь,
В корней сплетение — локтем,
Не слышит Принц: кору срывает
Колдунья-девочка ногтем.
Тринадцать линий равномерных –
Тринадцать месяцев со дня,
Как он ушел в сырую землю,
Ее избавив от себя.
Сказал:
— Пустое стало сердце.
Я больше не могу. Устал.
Из дома вышел, огляделся,
Лопату из сарая взял.
А выкопав в лесу могилу,
Ее подальше отшвырнул.
Послушал пенье соловьиное.
Поглубже запахи втянул.
И лег на дно, как на перину.
На левый бок — чтоб тяжелей.
Луна, слепая балерина,
Запуталась среди ветвей.
Глаза закрыл. Почти не дышит.
Неторопливо произнес
Заклятье тайное чуть слышно:
— Живая птица. Мертвый пес.
И умер. Будто провалился
В бездонный сумрачный провал.
Сухой березовый листок
Тихонько с веточки упал.
И тут же влажная землица
Сама засыпала его.
Печален лес. Умолкли птицы.
Октябрь. Тихо. Никого.
108
– В темном лесу дремучем,
В доме над самой кручей,
В сказке одной жили:
Я, а со мной… ты ли?
Звезды на землю с неба
(белые крошки хлеба)
Дружной гурьбой валили.
Кто–то заметил… ты ли?
Птица летала в поле —
В горле носила горе.
Совы, как дети, ныли.
Кто–то ушел… ты ли?
Плакали сосны соком.
Месяц глядел волком.
В грудах сверкающей пыли
Чьи–то следы… ты ли?
Хрустнула ветка где–то.
Ломит висок кастетом.
Губы как лед. Остыли.
Кто–то замерз… ты ли?
Руки мои, руки,
Словно две белые суки,
Спали на чьей–то могиле…
Кто там, в земле? Ты ли?
109
Мой юный друг, ты стал мне дорог;
С тобою сблизился; привык.
Как быстро прогорает порох!
Не за горой разлуки миг —
Подкрался на мохнатых лапах,
Как пес услужливый к крыльцу.
История про дочь и папу,
Увы, приблизилась к концу.
Увидимся ли вновь когда-то
Иль нет? Последние слова:
Вот на могиле Носферату.
К земле склонилась голова.
Ее снегами заметает.
Трещит мороз. Глухая ночь.
И ветер в волосах играет
И тут же улетает прочь.